Юг там, где солнце - [34]

В принципе, нас, оперативную часть, такие детали волновать не должны. Наше дело — пресечь оккультную практику, а кому какой срок навесят, на то другие коллеги имеются. Из этого следует простой вывод — можно в протоколе о деньгах и не писать. В конце концов, чем я рискую? Даже если следователи пойдут мотать клубочек — ну, недожал поручик Бурьянов, не сумел расколоть упрямую тётку. Потому что не его это дело, этого он не умеет. И вообще по «методике допроса» в своё время едва тройбан вытянул. Пускай уж лучше с автоматом за сатанистами гоняется.

— В общем, так, Вера Матвеевна, — кашлянув, подвёл я итог разговору. — Зла я вам не желаю, ситуация ваша понятная, одинокая мать, ребёнок дошкольного возраста. Но и служебные свои обязанности должен выполнять. Поэтому сделаем вот что. В протоколе я опишу всё, кроме финансовых дел. Дескать, ваш сын гадал бесплатно, люди сами как-то на него выходили, или, допустим, вы их с Мишкой сводили, по наивности, не зная, зачем. Про Елену Кузьминичну упоминать не будем, да и сама она, скорее всего, тройным узлом язык завяжет. Тем самым натягивается формулировочка: «неумышленная оккультная практика без извлечения доходов». Немногим лучше, но всётаки лично вас в покое оставят. Конечно, обещать ничего не могу, это уж как пойдёт следствие, но первичный протокол сделаю. Поверьте, мне и в самом деле неприятно, что всё так вышло. Ладно, распишитесь вот здесь в нижнем углу, и до свидания.

Оказывается, пока я общался с Верой Матвеевной, сумерки плавно перетекли в ночь. Воздух не спешил расставаться с накопленным за день теплом, но уже не было того унылого, одуряющего зноя, что сегодня едва не свёл меня с ума. Душистые ароматы каких-то невидимых цветов навевали совершенно неуместное сейчас лирическое настроение, крупные переливчатые звёзды, дрожа, касались моих ресниц тонкими острыми лучиками. Млечный Путь вытянулся вдоль небосвода скрученной жгутом простынёй, в столице такого не увидишь, ещё бы — освещение достойное мегаполиса. А тут на всю улицу Заполынную пять фонарей, из которых исправны три. Ну ладно я, научили в темноте ориентироваться, но местные-то жители как? Впрочем, они спят, местные.

Наверняка и Никитич уже лёг, и когда миссия моя кончится, как бы не пришлось стучать в окно, напоминая усталому экссторожу о своём существовании. А может, и не спит Никитич, тревожится — куда подевался непутёвый парень Лёха? Так вот если подумать, обо мне давно уже никто особо не тревожился. Не о поручике Бурьянове, не о прихожанине Алексее, а просто обо мне. Разве что тётя Варя, ну, может быть, ещё и Григорий Николаевич. Ну, друзья, конечно. Хотя и они — малость из другой оперы. Ну, положим, Валька.

Впрочем, Валька вряд ли. Уже вряд ли. Надо же смотреть фактам в лицо — наши отношения идут по убывающей. Та её фраза, видимо, была не такой уж и шуткой. «Ты после работы руки моешь?» Чувствуется папино воспитаньице. Максима Павловича факт Возмездия отнюдь не радует. Это же без всякой оптики видно. И подчёркнутая вежливость со мной — цветочек с той же полянки. Но у них обоих — и у папы, и у дочки — иногда всё же прорывается. Отсюда и насчёт рук. Да, именно тогда, с того снежного февральского дня всё у нас и пошло вкривь и вкось. Хотя, может, и с самого начала так было, прав Серёга, я же в таких делах телёнок.

Так что Валька сейчас обо мне не дёргается.

Впрочем, и чего дёргаться? Вот идёт по ночной улице поручик Бурьянов, задержавший опасного тринадцатилетнего оккультиста в измазанной соком футболке и мятых шортиках. Допросивший сейчас его маму и вскоре имеющий снять первичные показания с самого преступника. Что угрожает исполнительному поручику? Разве что ноет у него зуб, не считаясь с наличием пломбы? Но это поправимо.

Хорошо я днём всё же поинтересовался, где тут местная управа, не пришлось плутать. Минут через десять я уже поднялся на высокое крыльцо и потянул на себя тяжёлую дверь. В ноздри сейчас же шибануло чем-то кирзовым, чем-то казённо-кислым. Сразу родной интернат вспомнился.

Скучающий дежурный оживился при виде столичной штучки. Видимо, давешние городовые успели уже в подробностях пересказать события.

— Ну, как дела в столице? — поинтересовался он, наполовину перевалившись худосочной грудью через барьерчик.

— Вчера вроде как стояла на месте, — сухо отозвался я. Вот уж на что меня сейчас не тянуло, так на тупой трёп в занюханной ментовке. Как была ментовкой при красных и при плутократах, так и осталась. Полицейская управа, как значится на чёрной вывеске — нет, на сей уровень здешняя контора не тянула.

— Чаю не желаете? С липовым мёдом, — от щедрот предложил дежурный, указывая глазами на электрический чайник и аппетитно глядящуюся янтарного отлива банку.

— Спасибо, в другой раз как-нибудь. — Ну достали меня в этом городе с гостеприимством. Особенно если первый день вспомнить. — Мне, господин капрал, надо снять первичные показания с мальчишки. Куда вы его засунули?

— А пойдёмте, покажу, — вылез дежурный из перегородочки. — Вы прямо там трясти его будете?

— Допрашивать, капрал. Не знаю, как здесь, а у нас в Управлении не трясут, а именно что допрашивают. Тихо и вежливо. Так что ведите.