Юг! История последней экспедиции Шеклтона 1914-1917 годов - [81]

Когда мы доехали до низа снежника, то находились не более чем в 1500-х футов над уровнем моря. Дальнейший склон был сравнительно прост. Вода, бежавшая под снегом, образовывала выделявшиеся посреди белой поверхности снега тёмные пятна «карманов». Они были довольно коварны для прохождения, но мы сползли вниз, и вскоре добрались до травы. Несколькими минутами спустя мы находились на песчаном пляже. На нём были видны следы каких-то животных, чем мы были сильно озадачены, пока я не вспомнил, что это следы оленей, привезённых из Норвегии и расселённых на острове, и сейчас занимавших низовья восточного побережья. Мы не останавливались. Наши помыслы были нацелены на достижение обетованного места, и со всей возможной скоростью мы шли вдоль берега к следующему возвышающемуся травянистому гребню. Там мы увидели первые свидетельства близости человека, чья деятельность, как правило, несёт одни разрушения. У травы лежал недавно убитый тюлень, а после мы заметили ещё нескольких со следами пулевых ранений. Позже я узнал, что люди с китобойной станции Стрёмнесс иногда заходят в залив Фортуны пострелять тюленей.

Полдень застал нас на пути вверх по склону по другую сторону залива в направлении восток-юго-восток, и через полчаса мы находились на плоском плато перед ещё одним хребтом, который нужно было пересечь, прежде чем спуститься в Хусвик. Я шёл первым по этому плато, когда неожиданно обнаружил себя по колени в воде и быстро погружающимся глубже сквозь снежный наст. Я бросился на снег и крикнул другим сделать то же самое, чтобы распределить свой вес на зыбкой поверхности. Мы находились на глади небольшого озера, покрытого снегом (оз. Крина). Полежав ещё с некоторое время, мы вытащили ноги и осторожно прошли, словно Агаг, ещё 200 ярдов, до начала подъёма, говорившего о том, что мы выбрались из озера.

В час тридцать пополудни мы поднялись на последний хребет и увидели с него маленький пароход и китобойную шхуну, заходившие в бухту 2500-ми футами ниже. Несколько мгновений спустя, после того как мы поспешили вперёд, в поле зрения показались мачты парусного судна, стоявшего у причала. Наш взгляд выхватил мелкие фигурки людей, сновавших туда-сюда, а затем бараки и завод китобойной станции Стрёмнесс. Мы остановились и пожали друг другу руки, этакой формой взаимных поздравлений, которой воспользовались в четвёртый раз в ходе экспедиции. Первый раз, когда высадились на острове Элефант, второй, когда добрались до Южной Джорджии, в третий, когда в первые сутки перехода поднялись на гребень и с него увидели ведущий вниз пологий снежный склон и скалу Хусвика.

Осторожно мы начали спускаться вниз к теплу и комфорту. Последний участок пути оказался экстраординарно трудным. Напрасно мы искали безопасный путь вниз по крутому, отполированному льдом горному склону. Единственным возможным спуском вниз оказался узкий кулуар, прорезанный бегущей с возвышенности водой. Мы пошли вниз по кулуару. Мы вымокли по пояс, дрожали, замёрзли и устали. Через какое-то время до наших ушей донёсся звук, которые вполне мог бы показаться привлекательным при несколько других обстоятельствах. Это был шум водопада, а мы находились не с того его конца. Когда мы достигли его верха, то осторожно выглянули и обнаружили, что он падал на 25 или 30 футов вниз между непроходимых бараньих лбов по обе его стороны. Подняться вверх в нашем крайне утомлённом состоянии было едва ли мыслимо. Путь вниз лежал сквозь водопад. Мы с некоторым трудом закрепили один конец верёвки за гладкий вылизанный водой валун. Затем Уорсли и я спустили Крина, самого тяжёлого из нас. Он исчез в низвергающемся потоке и, задыхаясь, вышел в нижней его части. Я пошёл следующим, соскользнув вниз по верёвке, а Уорсли, самый лёгкий и шустрый член команды, спустился последним. На дне водопада мы смогли снова выбраться на сухую землю. Верёвку было не снять. С вершины водопада мы вышвырнули тесло, а также вахтенный журнал и плиту, завёрнутую в одну из наших одёжек. Это было всё, за исключением нашей промокшей одежды, что мы принесли из Антарктики, в которую пришли полтора года назад с отличным кораблём, полным оборудованием и большими надеждами. Но это были всё материальные вещи, а вот воспоминаниями мы были богаты. Мы проникли внутрь обёртки очень многих понятий. Мы «страдали, голодали и торжествовали, опускались на самое дно, чтобы подняться ввысь, стать бОльшим в необъятном целом». Мы видели Бога во всём Его сиянии, слышали истинный голос Природы. Мы проникли в самую суть человеческой души.

Дрожа от холода, но с сердцами светлыми и радостным, мы отправились к китобойной станции, теперь отдалённой не более чем на полторы мили. Трудности путешествия остались позади. Мы попытались немного привести себя в порядок, ибо мысль о том, что на станции могут быть женщины, заставила нас болезненно отнестись к нашему нецивилизованному внешнему виду. Длинные бороды, спутанные волосы. Немытые, в драной и грязной одежде, которую носили почти год. Трёх более нелицеприятных головорезов едва ли можно было себе представить. Уорсли вынул из воротника комбинезона пару английских булавок и скрепил совсем уж растрёпанные куски своих штанов. Мы торопились вниз и когда были совсем рядом со станцией, то встретили двух маленьких мальчиков десяти или двенадцати лет. Я спросил пацанов, где находится дом управляющего. Ответа не последовало. Достаточно было одного взгляда на них, чтобы не повторять вопрос. Они убежали от нас так быстро, что засверкали пятки. Мы добрались до окраины станции и прошли мимо тёмного изнутри «