Юбилейный выпуск журнала Октябрь - [95]

Далее. Если мы говорим о событии (неважно, эстетическом, медийном, состоявшемся, грядущем), то каковы критерии его оценки? Само смещение внимания к событию предполагает, что мы не обсуждаем эстетические ценности или обсуждаем не только их, потому что событийность и эстетизм не всегда пересекаются, они могут существовать независимо друг от друга. Но если мы обсуждаем ценности не эстетические, то какие? И почему какие-то другие [ценности] должны быть критериями в оценке литературного факта, поэтического высказывания? В этом как раз и заключен парадокс премии: она предлагает говорить о литературе, привлекая не только традиционный филологический инструментарий. И этим она интригует меня как эксперта, как филолога, который осознает, что его багажа может быть недостаточно и нужно искать другие подходы.

И наконец вопрос, который возник в широком обсуждении самого списка: насколько мы привыкли (если вообще на это способны) воспринимать тексты вне всего корпуса высказываний автора? Очевидно, что крупного автора мы воспринимаем в совокупности написанного им. Текст вне ряда оказывается беззащитным. Он должен состояться как автономное высказывание. И это – серьезная проблема для экспертов, потому что не всегда удается отвлечься от сложившегося стереотипа восприятия, или же текст, оказавшись вне ряда, проигрывает. Как репрезентативный пример поэтики он хорош: профессионально написан, демонстрирует определенные закономерности. Но, вытащенный из ряда, он может не сыграть, может показаться заурядным, неинтересным. Это тоже некий вызов для тех, кто оценивает.

Анна Голубкова. У меня есть большие сомнения, что эксперты, профессионалы могут стопроцентно извлечь стихотворение из контекста. Стихотворения подписаны, у каждого автора уже есть сложившаяся репутация, и эта репутация, так или иначе, будет влиять на оценку.

Михаил Павловец. Дело не только в репутации. Многие, особенно сложные тексты раскрываются в контексте, без которого наполовину, а то и вовсе не понятны. Чтобы знать этот контекст, нужно обладать определенной начитанностью. И поэтому у меня есть некоторые опасения, а может быть, не опасения, а интерес: не выйдет ли так, что преимущество получат те тексты, которые прекрасно воспринимаются без авторского контекста не репутации, а именно семантики.

Александр Житенёв. И, конечно, вызовом привычной механике работы премии, претендующей на репрезентативный результат, является статистический подход. У каждого из выступавших есть опыт участия в работе литературной премии. У меня это премия Андрея Белого. У нее есть свое собственное лицо, есть более или менее понятные литературному сообществу критерии, которые позволяют жюри ставить те или иные фигуры в центр общественного внимания. В премии «Поэзия» логика организации голосования и логика вынесения итоговых решений исключает возможность такого рода согласия. Результат вычисляется как среднее арифметическое. Причем среднее арифметическое, связанное не с нашими вкусами, не с тем, что сообщество решило, что сегодня поэзия – это и это, а с тем, что сообщество решило, что событие сегодня – это и это. И это – интрига, поскольку мы не знаем, что сегодня является событием для всех или для большинства.

Евгения Вежлян. Позвольте я скажу насчет события? Дело в том, что те, кто присутствует в этом зале [в качестве слушателей], читают стихи совершенно не так, как мы с вами. А потом мы им преподаем стихи так, как будто они их читают так, как приучили читать нас. Я проводила исследование, говорила со многими молодыми людьми про то, как они читают стихи. Они открывают «ВКонтакте» и стихи черпают в основном из соцсетей: листают ленту, которая приносит им отдельное стихотворение, и если стихотворение «зашло», то большинство моих респондентов копирует стихотворение в свои «Заметки» в телефоне, не всегда даже зная, кто его написал. Просто стихотворение хорошее. А почему хорошее? Потому что нравится. И с музыкой то же самое.

Михаил Павловец. Плейлист поэзии.

Евгения Вежлян. Да, плейлист. Музыка хорошо зашла – она заносится в плейлист, а кто ее написал, неважно. Хотя, наверное, важно, когда вокруг этого уже есть фан-культура. Но тогда это точно событие.

Что такое событие? Это не то, что вы думаете, и не то, о чем здесь сейчас говорили. Для молодых людей, сидящих в этом зале, текст как событие, музыкальный трек как событие – это такой перформанс. Если я сейчас с этим общаюсь, мне сейчас с этим хорошо, это мне зашло, то это – событие. И всё. Премия «Поэзия», мне кажется, с таким событием, с перформансом и работает.

Александр Житенёв. А мы сейчас узнаем, с каким событием она работает. Я как модератор хочу воспользоваться своими сомнительными преимуществами и задать аудитории (за которую решили, как она читает тексты) простой и наивный вопрос. (Обращается к аудитории.) Есть ли среди вас те, кто читает не так, как сказала Евгения Исааковна?

Евгения Вежлян. Так они и призна́ются.

Александр Житенёв. Видите, есть!

Евгения Вежлян. Я даже знаю, кто эти люди: это – поэты! Они, конечно, читают не так.

Михаил Павловец. Это к вопросу [о том], надо ли читать отдельное стихотворение или надо читать книгами. (