Юбилейный выпуск журнала Октябрь - [2]

4

никак не буду. буду никак. я ведь этого и хотел. за этим и ехал. я сидел на сломанном стуле за сломанным столом и смотрел в сломанные окна прямо в заросли чего-то сломанного. кроватей не было. голодному и холодному мне видимо предстояло просидеть вот так до утра, может быть что-нибудь понять, чего-нибудь заметить – а скорее всего ничего не понять, ничего не заметить, только очень намаяться – и утром вернувшись в колокудо, а от него дотопав несколько километров по грязи до трассы уехать отсыпаться в город. но я немного ошибся. темнело стремительно. на подоконнике и части стены рядом с ним лежала лужица света и таяла. я за нее держался глазами. а как только она совсем исчезла – в окно постучали палкой.

5

– привет. раз приехал – выходи.

– привет. вы кто?

– мы от пожара деревню караулим.

по-марийски говоришь?

– нет.

– а. ну ладно. выходи – заговоришь.

– а что караулить если тут никого?

– значит пусть горит?

и потом – с чего ты взял что тут никого?

– а кто здесь?

6

– ты идешь или нет?

– у меня нет сапог.

– мы тебе всё дадим.

7

я вышел на улицу. и никого не увидел. только палки и фонарики окружили меня со всех сторон. я почувствовал что на мне телогрейка и шапка, на руках вязаные перчатки, а на ногах сапоги до колен с сухими теплыми вкладышами. и – я думал и говорил на марийском.

– куда мы пойдем?

– да по деревне.

– до утра?

– до утра. ты голодный?

– не очень.

– хорошо. еды с собой полно.

голоса были и мужские и женские. вернее сказать – мальчишечьи и девчоночьи – молодежь. взрослых было двое всего. но может быть караульных было больше – и кто-то молчал? мы пошли улицей – от моего дома в дальний конец маскародо. не спрашивая – я теперь сам всё прекрасно знал о ночном карауле и о том как он обычно проходит и скорее всего пройдет и на этот раз.

– сколько вас?

– восемь. ты – девятый.

– многовато сегодня.

– ну так младшие вон увязались,

обрадовались, интересно им.

– ну да.

8

на йÿд орол выходят каждую ночь – по известному всем порядку – от семьи к семье. как на дежурство – ну так это дежурство и есть. как на общественное пастушество – все по очереди. делать ничего особо не надо – сидеть где-нибудь то там то тут – обойти деревню несколько раз, а если вдруг дым или пламя – всех будить, всем тушить – всё просто. чаще всего караульные сколачивали приятные-дружеские компании, не обязательно родственные, просто ответственность лежала каждую ночь на конкретной семье – садились где-нибудь вплотную к деревне, при этом вне ее чтобы никому не мешать, в месте откуда всё хорошо было видно – жгли небольшой костер с чайником, большой нельзя, а то от пламени потеряешь зоркость, разговаривали и молчали, смеялись и пугали друг друга, а если кто в кого был влюблен – ну так они в темноте и за руки еще держались… я шел и обнаруживал внутри себя глубокую-яркую радость – я же так обожал эти ночные хождения. и даже бывал на них старшим лет с четырнадцати. а если летом – это ж вообще роскошь… мой бог… да меня ведь этот йÿд орол и воспитал… просто – самим своим существованием. и я не сумею назвать для себя более сильных и внятных учителей. даже рощи-кюсото не были так убедительны… святые места мне нравились, волновали – но сердечное общение с ними я всегда откладывал на потом. а йÿд орол был всегда – как палка, как собака, как день и ночь. и я ждал его. я его по-настоящему любил. а через него и с его помощью – по-настоящему любил весь мир и себя в нем.

9

мы охраняли только маскародо. в колокудо была своя стража. но поскольку деревни совсем рядом – мы обязательно встречались между ними за ночь хотя бы раз. здоровались и какое-то время сидели вместе. а потом расходились. когда встречались – оставались вместе ровно столько сколько нам этого хотелось. компании караульных бывало что совпадали по духу и дружбе – а бывало что нет. я не удивлялся тому что обо всем этом знаю. как не удивлялся ночной своей теплой-удобной одежде, своей возбужденной радости, своему языку, который так ладно и складно и влажно зажил во мне, вернее и стал мной. я по-прежнему не видел вокруг себя никого – только слышал, видел же палки-фонарики и темную-темную деревню. и она была брошена, пуста. только тревоги это больше не вызывало. обратиться же с вопросом ‘кто вы?’ к тем кто пришел ко мне под окно и меня вызвал – я не мог: я понимал животом и спиной что это грубо, что этого делать не стоит. захотят – представятся. а нет – так и не надо значит. тем более что я уже ведь спросил – с этого вопроса и начал наш разговор. кто вы? – мы йÿд орол, охраняем от пожара деревню. и меня сразу же напрочь покинул страх – а чувство самосохранения стучало моей кровью спокойно-спокойно. более того – так спокойно мне не было очень давно, многие годы, может быть никогда. и я наслаждался – покоем, своими шагами, невидимыми товарищами, бесстрашием, красотой.

10

а еще я не спрашивал – потому что знал с кем я сейчас в ночном карауле. ни с кем иным – как с судьбой. с чистой судьбой. вот значит какая она из себя. надо ли мне что-то делать, пользоваться моментом? спрашивать или просить или спешить или к чему-нибудь приготовиться..? мои мысли были видны – мне сразу ответили – и я ответил: