Юбилейный выпуск журнала Октябрь - [16]

О Господи, зачем ты создал сушу,

ужели тебе моря было мало?

Уймись! –

ответить мог Всевышний тетке,

но промолчал, осекся на полслове,

должно быть, глядя на ее обмотки,

обноски,

нос картошкой, дуги-брови.

Быть может, осознав свою ошибку,

подумал Он, что лучше было б все же

одеть дорогу в каменную плитку,

пусть это и значительно дороже.

Господь был милосерден не чрезмерно,

однако – чересчур сентиментален,

доверчив и покладист был,

наверно,

как самый распрекрасный русский барин.

О Господи! –

стенала тетка громко.

И сумка на груди ее гремела.

А в поле за окном мела поземка.

И грусти нашей не было предела.

* * *

Кинопроектор зажевал

фрагменты жизни нашей:

Елку

в Колонном зале,

школьный бал

и свеклы сахарной уборку.

Теперь следы заметены

и можно скрыть свою причастность

к истории родной страны.

Свою любовь к ней и пристрастность.

Как к женщине,

которую давно

уже не любишь, но ревнуешь,

о прежней жизни все равно

тоскуешь, Боже, как тоскуешь!

* * *

Легко ли жить с такими мыслями,

что мы живем, как жмых жуем,

и чувствовать при этом лишними

себя людьми в краю родном?

Хоть от Печорина и Чацкого

отличье наше велико,

как будто бы до принца датского,

до них нам крайне далеко,

но все же в сердце отзывается

14 декабря

недаром,

буря поднимается,

бьет в грудь и валит с ног не зря!

* * *

Отражаются в окнах вагонных

бесконечной чредой целый день

множество областных и районных

городов, городков, деревень.

Отражения смутны, нечетки,

потому и похожи они

на давно пожелтевшие фотки

нашей дальней-предальней родни.

Кто есть кто, догадаться непросто.

И приходят мне мысли на ум

про земную юдоль и сиротство,

видя синий в полоску костюм,

платье белое в черный горошек

и на скошенных чуть каблуках

пару легких совсем (без застежек)

двух сандаликов на ремешках.

Боже правый,

а где же то счастье,

где та молодость, что вдруг прошла,

что сгубило людей за напастье,

что за вьюга в полях замела?

* * *

Нас разделяют многие границы –

от климатических и часовых

до государственных,

открытых лишь для птиц,

рассеянных в пространствах мировых.

Они день ото дня – то тут, то там.

Команда голоштанная повсюду –

в лесах, в садах,

а нынче в Божий храм

вдруг залетела, что подобно чуду.

Услышать крыльев шум над головой

на Троицу в просторном светлом храме,

который убран с вечера травой

душистой, свежим лапником, цветами,

естественно,

но жутко все равно,

и потому бежит мороз по коже,

и на причастье красное вино

и впрямь на кровь становится похоже.

Подкатывает к горлу ком, когда

я думаю, что это – кровь Господня,

а вовсе не вино и не вода,

что Агнец в жертву принесен сегодня.

* * *

Мы прыгали с грузовика

в снег, под которым в мерзлой глине

так смерзлись тонны буряка,

что сделались подобны льдине.

Нас было тридцать человек,

а буряка – не меньше тонны.

Был серым и колючим снег.

По краю поля шли вагоны.

Никто не плакал и не пел

в вагонах тех гнилых и ржавых,

и черный паровоз летел

по рельсам в облаках кудрявых.

Средь ночи подними меня,

и я скажу, что видел ясно,

как среди дыма и огня

взывал к нам Ангел громогласно.

Но важным делом заняты,

вниманья мы не обращали

(поскольку не было нужды)

на звуки, полные печали.

* * *

Пока в асфальт не закатали

Москву-реку,

мы на кораблике

помчим в неведомые дали

вдоль стен Кремля,

конфетной фабрики.

Здесь в ход идут изюм и цедра,

чтоб подсластить пилюлю горькую

российской жизни,

там их щедро

разводят сладкою настойкою.

Струится аромат чудесный

над парками, садами, скверами,

где по дорожкам в день воскресный

гуляют дамы с офицерами.

* * *

Дожди пошли, похолодало.

Тогда в преддверии зимы

сложивши вещи,

одеяла,

как беженцы, связали мы.

На бегство больше походило

то, что по сути был исход.

Забытый в летнем душе мыла

кусок растаял, словно лед.

В саду оставленное нами,

перевернувшись как-то вдруг,

лежало кресло вверх ногами,

не шевелясь, как мертвый жук.

Не стали мы на всякий случай

переворачивать жука,

поскольку, как народ дремучий,

боялись страшно мертвяка.

осень 2019

Александр БУШКОВСКИЙ О любви не вышло… рассказ

Времени нет,

Чтобы прожить эту жизнь так, как надо.

Времени нет,

Чтобы принять любовь, как награду…

Владимир Рудак

…Не вышло о любви, хотя именно о ней я и собирался написать, размышлял, шел до последнего тупика. Или думал, что иду за ней… Да и кто о ней не думал? Кто не мечтал, не ликовал, не ревновал, не маялся. Кто спустя время не задумывался о том, что же это с ним произошло? Глупые вопросы.

И вообще начал несвязно. А ведь конкретная история стоит перед глазами. Но, как это случается, мысли о конкретном проросли в абстрактное и пустили там корни, а точнее, дали метастазы. Что и заставило меня нещадно обрубить их и попытаться оставить сухое и голое, похожее на бревно древо повествования. Однако и тут не получилось.

Тогда я решил изложить предысторию, а там уж как выйдет.

У меня есть хороший товарищ, Володя. Или Вова – как хотите. С друзьями он готов спокойно отзываться и на Вовчика, и на Вована. В отличие от меня, раздражающегося и на Шурика, и на Санька. Мне бы, конечно, льстило называться его другом, но не мешало бы быть скромнее, поскольку это единственное средство, хоть отдаленно приближающее мужчину к человеческому облику. Да и друг – он такой, знаете, со двора или со школьных времен или с какой-то заварухи-передряги типа войны или драки.