Юбилей смерти - [10]

Наблюдая за Евой, Игорь заметил, что мужики в зале пялятся на нее, забыв о сетах и подходах. Что-то необъяснимое привлекало в ней, притом, что она вела себя очень сдержанно: выполняла упражнения и, склонив голову к плечу, терпеливо слушала замечания своего тренера, невысокой ладной блондинки в розовом костюме.

Попинав инвентарь еще немного, Янов покинул зал. Наскоро ополоснулся в душе, оделся, спустился в холл. В кафе, занимавшим часть рекреации, выбрал столик с видом на лифт и лестницу. Заказав кофе, принялся ждать.

Кофе давно остыл. Янов обернулся позвать официантку и вздрогнул от неожиданности: она! Стоит прямо перед ним, с большим любопытством разглядывая его в упор, и держит на ладони (крупной для женщины!) неожиданно яркий в полутемном помещении апельсин.

– Простите? – сказал он, удержав на лице приветливое выражение.

– За что? – она насмешливо улыбнулась.

– Вы, кажется, хотите что-то сказать?

– Вы наблюдали за мной в спортзале.

– Простите, виноват.

– Я тоже наблюдала за вами. Можно присесть?

Он встал и церемонно отодвинул стул. Она села.

– Вы свободны? – ее голос звучал холодновато.

– Хотите занять меня чем-нибудь интересным?

– Собой. Вы не против?

Прежде Янов никогда не попадал в такой оборот, он и не представлял, что женщина может вот так просто предложить знакомство с вытекающими последствиями и не выглядеть при этом навязчиво. Неожиданно ему это понравилось, тем более что соответствовало интересам расследования.

– Не против? – переспросил он, возмущенно подняв брови. – Да я на все сто за! Хотите, я почищу вам апельсин?

Она рассмеялась, достала сигареты, заказала кофе.

Жизнь вторая

Мне девятнадцать с половиной, я взрослая и влюблена в самого необыкновенного парня на планете. Он симпатичный, чем-то напоминающий принца Чарльза (при мне, при Диане-то!), только лучше, потому что у него нормальные глаза, а не сдвинутые к переносице злые гляделки.

Мой парень модно одет, хоть его мать и не имеет возможности одевать сына с рынка. Он аристократично держит спину, будто привык к седлу и каждое утро ливрейный грум приводит к его подъезду английскую чистокровную кобылу для утренней прогулки по парку со стрижеными газонами. Кстати, фамилия Валентина – Корда, а так называют веревку для тренировки лошади, когда жокей заставляет ее бегать вокруг себя.

Валентин называет себя Вэлом, подчеркивая, что все у него хорошо.

И у меня теперь – хорошо. Вэл немного старше меня и учится в том же педе, что и я, но на биолога-географа. Он объясняет, что выбрал для себя профессию психолога – это очень перспективно, на Западе психотерапевты процветают, и у нас так будет. Только в Гродине негде учиться психологии. Самый правильный путь – получив высшее образование, окончить подходящие трехмесячные курсы психологии, организованные столичными коммерческими вузами для провинциальных студентов.

Вэл впечатляет и тем, что по-настоящему работает, хоть и учится очно. Он – водитель «Скорой», что помогает собирать необходимый медицинский опыт.

Он замечательный.

Машке Вэл сразу не понравился. Мне кажется, что она сильно отдалилась от меня, поступив в этот дурацкий кулек. Там у них своеобразная обстановочка, и ходят слухи, что творится полный бордель. С трудом представляю себе мою Машку в борделе, с ее-то порядочностью, воспитанностью, неразвращенностью.

Но что же делать? Машка любит танцевать, а уехать в Краснодар, в институт культуры, все равно не может – родители не отпускают. Собственно – как и Вэла, который не хочет бросать маму одну в Гродине. Машкины родственники вообще не верят, что она станет хореографом и протанцует всю свою жизнь, но они решили потерпеть немного, пока Машка поймет, почем фунт танцорского лиха. Образумившись, она поступит в нормальное учебное заведение. Машка же умная, у нее в аттестате всего две четверки – по математике и по русскому. Остальное – «файф-файф». А я точно знаю, что подружка моя не сдастся. Мне только не нравится ее нынешняя компания, состоящая из голубоватых мальчиков и грубоватых девиц. Они все показушные, громкие, самодовольные, не похожие на мою Машу.

Вэл знакомит меня со своей маман. Крепкая, как танк, смурная женщина с изучающим выражением глаз – не смотрит, а присматривается. Встретила меня типа шуткой: «Юбка еле зад прикрывает. Поддергайка!», улыбнулась как скривилась. Вроде пошутила, но осадочек остался.

Вэлу она сказала, что я симпатичная. Ничего особо оскорбительного, но как-то неприятно. Мама приучила оценивать людей по поведению или по сущности: она добрая, он шумный, она славная, он надутый… Если кто-то маме не нравился, она говорила, например, так: он хорошо одет. То есть, остальное обсуждать не желает, чтобы не наговорить гадостей.

Понятно, что «она симпатичная» лишь часть фразы. Неозвученная половина, подозреваю, звучит так: «…но гулящая». Может, я преувеличиваю, только не слишком.

Я не понравилась ей с первого взгляда и не понимаю – почему?..

Но как же я счастлива с Вэлом! Он очень нежный, даже робкий. На фоне его самоуверенного, иногда даже высокомерного поведения, нежность особенно привлекательна. Нам все время нужно быть вместе, вдвоем, наедине. Разлучаясь, мы тоскуем. Вэл решил: пора жениться.