Юбилей ковчега - [5]

Обстановка, на фоне которой развивалась наша деятельность, была идиллическая. Дивное главное здание — самая древняя укрепленная усадьба на Джерси — важно расположилось за сводчатыми гранитными воротами на краю долинки с извилистой речушкой, вливающейся в окруженное деревьями озерко. К территории поместья со всех сторон прилегали небольшие поля, окаймленные живой изгородью из кустарника, старых дубов и каштанов. Согласно преданию, деревья эти были совсем юными, когда претендовавший на престол красавец принц Чарли (он же принц Карл Стюарт) участвовал в чаепитии на лужайке перед поместьем. Нетрудно было представить себе, как при любовном уходе и с помощью новых посадок здесь можно создать парк, образующий зеленое ожерелье с усадьбой в роли драгоценного камня посередине.

Довольно скоро я столкнулся с первым серьезным затруднением. Одно дело

— занять двадцать пять тысяч фунтов, совсем другое — возвращать долг. Следовало возможно скорее отправляться в новую экспедицию за материалом для новой книги. С великой неохотой я взял на должность управляющего одного своего давнего друга, который, как мне казалось, способен справиться с этой обязанностью. Я ошибся. Вернувшись из экспедиции, я обнаружил, что мои письменные инструкции не были выполнены, а деньги растрачены по мелочам. Наш корабль (будущий Ковчег, если хотите) был чрезвычайно хрупок, и теперь ему грозили страшные рифы и мели банкротства. Казалось, мои планы учредить заведение, призванное спасти от вымирания животных, сами почиют, не успев толком воплотиться в жизнь. Я уволил управляющего и взялся за дело сам.

Последовало два-три года, когда я совсем не знал покоя. Просыпаясь по утрам, каждый раз спрашивал себя: не настал ли тот день, когда мой кредит будет исчерпан и мечте придет конец? Мои сотрудники были изумительны. Они получали гроши, но не бросали меня, понимая всю серьезность ситуации. Вдохновленный этим, я набирался смелости (не без помощи транквилизаторов), чтобы уговаривать банкиров соглашаться на превышение кредитов, а зеленщиков

— еще и еще подождать с оплатой поставляемых ими овощей и фруктов. И постепенно, очень медленно, наш корабль перестал тонуть, обретая надлежащую плавучесть.

В эти первые годы на нашу долю выпадало много необычных приключений, и даже моя матушка не была избавлена от происшествий, подстерегающих человека, неосмотрительно согласившегося жить на территории зоопарка. Наши юные шимпанзе Чемли и Лулу обнаружили после тщательных исследований, что проволочную сетку клеток можно, найдя свободный конец, распустить почти так же легко и быстро, как распускают вязаные шерстяные изделия. Что и проделали однажды, когда никого не было поблизости. Моя родительница, расположившаяся в это время с чашкой чая перед телевизором, услышала настойчивый стук в дверь, спустилась на первый этаж, открыла и с удивлением узрела на крыльце Чемли и Лулу. По всему было видно, как их обрадовало, что они застали ее дома; гости не сомневались, что и она так же рада им. Матушка не отличалась высоким ростом — всего около ста сорока сантиметров, а оба гостя были ей по пояс. Ничуть не обескураженная таким зрелищем (и вообще не склонная терять голову в критических ситуациях), она пригласила шимпанзе в гостиную, усадила их на диван и поставила на столик перед ними большую коробку шоколадных конфет и банку печенья. Пока гости уписывали эту манну небесную, мама позвонила по телефону в контору и сообщила, где находятся беглецы. Ей явно не приходило в голову, что от обезьян всего можно ожидать, и мама даже удивилась, когда я пожурил ее за то, что она впустила их в дом.

— Но, дорогой мой, — обиделась она, — они пожаловали как раз к чаю… И вели себя, кстати, куда лучше, чем кое-кто из людей, которые приходят к тебе в гости.

На заре существования моего зоопарка у нас был там огромный и очень красивый сетчатый питон по имени Пифагор. Три с половиной метра в длину, толщиной с телеграфный столб — словом, тот еще верзила. Обитал он в тогдашнем Доме рептилий, в наскоро сколоченной клетке, которая скоро стала мала для него. Спешу добавить, что не я был автором этой конструкции, а тот самый управляющий, кого я назначил на время своего отсутствия. Лицевую сторону клетки составляли два широких толстых стекла; они надвигались одно на другое, что весьма затрудняло уборку, если предварительно не освободить клетку от столь опасного обитателя. Для этой работы требовалось не менее трех человек — пока двое заталкивали весьма недовольного таким обращением питона в огромный матерчатый короб, третий приступал к уборке. Вообще-то Пифагор отличался вполне спокойным нравом, однако не любил, когда его тормошили, а потому я строго-настрого запретил сотрудникам вторгаться в его обитель в одиночку. Тем не менее однажды вечером Джон Хартли, напоминающий жирафа симпатичный юноша, который год назад, сразу после школы, поступил к нам на работу и проявил такой энтузиазм, что вскоре ему было поручено заведовать рептилиями, зашел чересчур далеко в своем рвении. Проходя в сумерках, после закрытия зоопарка, мимо Дома рептилий, я услышал приглушенные крики о помощи. Вошел и увидел, что Джон совершил непростительную ошибку — решил один произвести уборку в клетке Пифагора. Могучий питон заключил его в свои объятия, и Джон очутился словно в смирительной рубашке. К счастью, ему удалось схватить Пифагора за голову, и тот шипел, будто огромный кипящий чайник.