Юби: роман - [35]

Короче говоря, Лев Ильич купался в женском внимании – даже в женском влечении, хотя подумать такое в ту давнюю и невинную эпоху было бы великой дерзостью. Но думай не думай, а влечение было, и оно грело Йефа и позволяло ему с некоторой даже излишней лихостью отгонять липкий страх, висящий где-то рядом, чуть ли не за спиной и цапающий время от времени сердце холодной лапой, да так, что оказываешься сразу один-одинешенек посеред сквозной тоски.

– Не опасаетесь своего легкомысленного вольнодумства? – спросил его Недомерок дней двадцать назад – чуть ли не с сочувствием…

Дело было 9 мая во время коллективного застолья, на котором завуч предложила выпить за Сталина, пояснив, что жизнь этого великого человека необычайно сильно способствовала расцвету нашей страны.

– Поэтому, – прозвенела голосом раскрасневшаяся Раиса Николаевна, – няхай ён будет вечно жывым!

– Смерть этого великого злодея, – громко отчеканил Йеф, – куда более способствовала расцвету нашей страны, и поэтому пусть он будет вечно дохлым.

– Усе-усе, – решительно зазвенькал директор ножом по бутылке, удушая скандал на корню. – Наша мудрая партия вынесла Иосифа Виссарионовича из мавзолея вечной жизни и закопала на почетную смерть. Потому не будем переть против партии и вынесем Иосифа Виссарионовича, товарища нашего Сталина, из-за этого праздничного стола и выпьем за победу советского народа. И всем – до дна…

Вот там, когда Йеф, покачиваясь, курил на крыльце директорского дома, Недомерок и подкатил к нему со своим сочувствием – мол, не опасаетесь ли?

«Да какое там сочувствие! Это они по своим методикам тыкают постоянно – напоминают, чтобы не расслаблялся, чтобы знал, что гончие спущены… Сегодня – сочувствием, завтра – угрозами, потом – дружеским советом… Такие у них психологические опыты, чтобы было о чем в отчетах писать… Психологи-топтуны с маузерами набекрень».

– А стоило бы задуматься, Лев Ильич, – по-своему оценил молчание Йефа Недомерок и несколько вдохновился действенностью своих психологических приемов. – Стоило бы… Не мальчик уже – жена, ребенок, а вы все, извините, выпендриваетесь… Небось по вашему поводу демонстрации в Лондоне устраивать не будут – в защиту, так сказать.

– Не будут в Лондоне – устроят в Париже, – доверительно чуть ли не на ухо прошептал Йеф обалдевшему Недомерку…

* * *

Трудно сказать, продолжал бы он так же лихо дразнить гусей («гусарить», по выражению Надежды Сергеевны), если бы не вдохновляющее внимание друзей, знакомых да и просто окружавших и сочувствующих, тем более женщин. Ведь не надо обладать какими-то особыми способностями для понимания того, что именно эти внимание и расположение подпитывают его склонность к «гусарству», а оно все в большую скорость раскручивает воронку, утягивающую его из жизни.

Назад не отыграть – об этом не может быть и речи. Но замедлить вращение этой страшной воронки в его силах? Да пусть и не замедлить, но хотя бы не подкручивать самому?..

Как определить оптимальную стратегию жизни – чтобы и по совести, и по убеждениям, и на свободе? Проще всего (а может, и правильнее?) было бы успокоиться на мысли, что влиять на действия своих гебешных противников мы не в силах, а потому в нашей власти следить только за тем, чтобы по совести и по убеждениям, а продолжительность времени на свободе определяем не мы, и нечего по этому поводу беспокоиться. Но в такой позиции есть какое-то лукавство. Ведь понятно же, что если специально дразнить гусей, то время тюрьмы сильно приблизится и приблизится именно твоими действиями. Или нет?

Самой распространенной все-таки была железная позиция, призывающая ни во что с гебешными уродами не играть и поэтому даже и не пытаться влиять на их действия. Но вот Йеф, взжик и – слинял из Москвы, когда уже все вокруг сцепилось в непременный арест. И по уму слинял – в другую республику, с работой, с пропиской, то есть на постоянное жительство. А это значит, что дело его на какое-то время зависнет, потому что белорусские чекисты начнут его оперативную разработку наново. Такая система: московские коллеги отнюдь не побегут передавать свои находки собратьям по оружию – не для того работали. Справку с общей характеристикой пришлют, а все оперативные наработки будут хранить у себя. Ну а белорусские орлы невидимых фронтов, ясное дело, не предполагают, что коллеги из Москвы будут шуровать по их территории и продолжать свои оперативные изыскания. Да и никто такого не позволит. Территориальная компетенция-с-c-c…

В общем, очевидная передышка, и при том рукотворная, придуманная своими силами в противовес гебешным планам. Значит, все-таки можно влиять на их планы? Или нельзя?

Главные Йефовы споры по этому поводу были с женой. Его Надька считала, что он может (и должен) вести себя более благоразумно. Теоретически Лев соглашался, что это правильно, но на практике они по-разному представляли уровень необходимого ему благоразумия.

– Ну почему нельзя было сказать им, чего они хотели? – кричала сквозь слезы Надежда, когда ему влепили двойку на госэкзамене по научному коммунизму.

– Я правду говорил. – Левка не знал, как успокоить жену.