Йоркширская роза - [39]

– И она фабричная работница, – с так называемым святым терпением произнесла Лотти, подчеркнув два последних слова. – Мне вполне понятно, что она подруга твоей матери и ее соседка и что ты ее любишь, Роуз, но папа стал бы всеобщим посмешищем, женись он на ней. И мы, кстати, тоже.

Уильям налил себе стакан лимонада из кувшина и проговорил необычно резким голосом и со странной интонацией:

– Что тебя больше всего беспокоит, Лотти? Что миссис Уилкинсон велит всем в Крэг-Сайде носить деревянные башмаки и шали и будет разговаривать со слугами с тягучим йоркширским акцентом?

Роуз, поняв, что сарказм Уильяма – это способ выразить солидарность с ней, бросила на кузена благодарный взгляд.

Гарри почувствовал себя неспокойно. Не дай Бог, чтобы брат рассказал Сагденам, что тоже любит фабричную работницу.

Расслабленности Нины как не бывало. Она, выходит, была права, подозревая, что Уильям безразлично относится к перспективе женитьбы отца на Полли. Почему это так, оставалось, для нее загадкой, как, впрочем, и многое другое в Уильяме. На этот раз она даже не попыталась скрыть вздох. За шесть месяцев пребывания в колледже она познакомилась с самыми известными в мире искусства подделками, и это изменило ее отношение ко многим вещам.

Например, к Роуз. Она уже не была так близка с ней, меньше ее понимала. Да и как понять то, что Роуз не только настояла на том, чтобы остаться с родителями на Бексайд-стрит, но и на том, чтобы Дженни Уилкинсон и Микки Поррита считали ее близкими друзьями. Или к Уильяму… Она питала на его счет большие надежды, но они быстро потускнели.

Когда Роуз начала доказывать Лотти, что выговор Полли Уилкинсон немногим более заметен, чем ее, Роуз, Нина сделала глоток из стакана с лимонадом и глянула на своего старшего кузена исподтишка. Выглядел он хорошо, но не слишком. Он не обладал подчеркнутой мужественностью некоторых молодых людей, с которыми она познакомилась в Лондоне. Таких, как Руперт Уинтертон. Молодых мужчин с чисто лондонской щеголеватостью и лондонским стилем. А вот Гарри этими качествами обладает. Он достаточно уверен в себе и наделен тем, что ее друзья-чехи из колледжа называют словечком «хутспа», – то есть напористостью, даже нахальством.

– А я вот живу на Бексайд-стрит и вполне подхожу для Крэг-Сайда, – продолжала Роуз, не слезая со своего конька.

Нина театрально вздохнула и посмотрела в сторону Ноуэла – как он воспринимает идиотизм Роуз. Он спал, подложив руки под голову, его темно-каштановые волосы были спутаны, как у ребенка.

– Да, но ты не всегда жила на Бексайд-стрит, – заметила Лотти, стараясь быть по возможности справедливой к любимой кузине, – а миссис Уилкинсон всегда.

Не отворачиваясь от Ноуэла, Нина ощущала на себе взгляд Гарри, и это будоражило ее чувства. Гарри даже более мужественно красив, чем Руперт Уинтертон, но если она станет поощрять Гарри, то на мечтах вызвать интерес Уильяма можно поставить крест.

Медленно, словно бы совершенно непроизвольно, она поставила на траву стакан и слегка повернула голову в сторону Гарри.

Его глаза так и вспыхнули, посылая толчки возбуждения в те части ее тела, о существовании которых Нина до сих пор не догадывалась.

– …Полли по крайней мере не станет навязывать вам свою волю, – по-прежнему долбила свое Роуз.

Все с тем же видом полного безразличия, с каким она смотрела на Гарри, Нина переключила внимание на разговор между Роуз и Лотти, но щеки у нее горели, а сердце так и прыгало. Хотя она позволила Руперту Уин-тертону поцеловать себя, действие этого поцелуя было ничтожным по сравнению с действием на нее взгляда Гарри. Что касается Уильяма… она окинула взглядом его высокую, немного угловатую фигуру и поняла, что, даже если бы он влюбился в нее сверх всякой меры, он не пробудил бы в ней такого отклика даже за миллион лет.

– Мы никогда с тобой не сойдемся во взглядах на этот вопрос, Роуз, так что давай лучше поговорим о том, в чем мы можем прийти к согласию, – благоразумно сказала Лотти; ее светлые и длинные, до самой талии, волосы сияли на солнце, словно крученый шелк. – Давай обсудим, откуда лучше всего смотреть на коронацию. Папа утверждает, что лучше всего от Вестминстерского аббатства, а Ноуэл считает, что нужно занять место на Стрэнде, по которому будет двигаться процессия, и оттуда мы лучше всего увидим короля Георга и королеву Марию.

Нина встала; стремительно взметнувшаяся длинная, в складку, юбка для тенниса подчеркнула врожденную грацию девушки.

– Какая жалость, что наш лондонский дом расположен не на том берегу реки! Он не на пути ни у какой процессии, иначе мы могли бы наблюдать за коронацией из окон третьего этажа.

Ноуэл приоткрыл один глаз.

– На третьем этаже находится моя студия, – сухо проговорил он, не вынимая рук из-под головы, – но даже если бы ее окна выходили на само аббатство, я предпочел бы, чтобы по ней прошлось стадо слонов, чем ты и твои друзья.

Несмотря на небрежный тон, которым они заговорили о лондонском доме, снятом для них Уолтером, им трудно было скрыть свою радость. Дом находился возле парка Баттерси, верхний его этаж был превращен в студию, и пожилая экономка присматривала за новыми обитателями орлиным взором. По крайней мере так считал дядя Уолтер. Нина снова вспомнила о поцелуе Руперта Уинтертона и подумала, что это, пожалуй, недопустимая вольность для девушки, которой только через месяц исполнится восемнадцать, девушки, которая всего полгода назад никуда не выезжала, кроме окрестностей Брэдфорда, и жила на непрезентабельной Бексайд-стрит.