Йоркширская роза - [30]
– Уильям и Лотти сейчас в маленькой гостиной, – услышал Гарри слова отца, обращенные к тетке, и увидел, что тот, все еще держа Лиззи за руку, направляется к выходу из ротонды. – Остальные скорбящие, которые поедут в собор из дома, собрались в гостиной в западном крыле. Мы, разумеется, поедем в собор и потом на кладбище в каретах. Это гораздо пристойнее, чем траурный автомобиль. Но сначала… – Голос отца слегка дрогнул. – Сначала мы с тобой, Лиззи, должны отдать последний долг отцу.
Гарри, радуясь возможности сопровождать Нину и подвергнуть проверке свое бурное физическое влечение, сказал:
– Я провожу Ноуэла, Нину и Роуз в маленькую гостиную и познакомлю их с Уильямом и Лотти.
Сердце у него прыгало, словно он пробежал большое расстояние. Что же произойдет, когда он вступит с ней в обычный, нормальный разговор? Очарование исчезнет, растворится в воздухе? А если нет? Если оно сохранится? Что тогда?
– Уильям и я уже попрощались с дедушкой, – сказал он Ноуэлу, когда его отец повел Лиззи в задрапированную траурными занавесями китайскую гостиную. – Вам это, наверное, показалось бы несколько странным, ведь вы его совсем не знали.
Ноуэл искоса поглядел на своего кузена – не иронизирует ли тот? Но ничего похожего на это не обнаружил на красивом и мужественном лице Гарри. Ни малейшего намека на сарказм.
Всеми фибрами своего существа Нина боролась за то, чтобы сохранять внешнюю невозмутимость. Так вот он какой, Крэг-Сайд! Здесь ее мать родилась и провела детские годы. Здесь и она сама могла бы проводить каникулы, уик-энды и Рождество, если бы ее дедушка не отнесся столь неодобрительно к избраннику дочери. Нина испытывала почти физическую боль от того, что ей этого не довелось. Как могла ее мать ни разу не выразить возмущения по поводу того, что ее отлучили от всей этой роскоши и великолепия? Как могла она, оставив дом, похожий на дворец, чувствовать себя счастливой на Джесмонд-авеню, не говоря уже о Бексайд-стрит? Для Нины это было непредставимо. Неприемлемо.
– Уильям, кузина Нина, – произнес кузен Гарри, и Нина обменялась рукопожатием с молодым человеком, который в один прекрасный день должен был унаследовать готическое великолепие семейной резиденции Рим-мингтонов.
Еще при первом взгляде на него, когда он вел Лотти в сияющий интерьер «Брауна и Маффа», Нина решила, что вид у Гарри куда более интеллектуальный, чем у его брата. Теперь она увидела, что Гарри очень привлекателен, хотя это не сразу бросается в глаза, потому что держится он скромно и спокойно. Волосы темные, прямые и гладко причесанные – видимо, особенно гладко сегодня, по случаю похорон. Высокий и стройный, в глазах сосредоточенное выражение – не только в связи со скорбными обстоятельствами, как она поняла, но и с другими, сугубо личными причинами.
– Лотти, познакомься, это наша кузина Нина, – сказал Гарри.
Девушка годом или двумя моложе Нины и одетая так, чтобы выглядеть еще моложе, вперила в нее каменный взор. На какую-то бесконечно страшную секунду самообладание Нины угрожало покинуть ее. Во время своих многочисленных визитов на Бексайд-стрит дядя Уолтер совершенно недвусмысленно обращался со всеми ними как с членами своей семьи, и Нина совершенно забыла о своих страхах по поводу того, что не будет принята в качестве таковой кузиной и кузенами Рим-мингтон.
Нина считала, что в своем изысканном черном костюме, придуманном и сшитом ею самой, она выглядит равной кому угодно. Выйдя из траурной машины, она ступила на мраморный пол великолепного холла в фамильном доме своей матери и тотчас почувствовала себя здесь своей, в той же мере членом семьи Риммингтон, как и Сагден, преемницей головокружительной материнской грации и ее врожденного чувства стиля. И если бы ее сверхизбалованная и всеми любимая младшая кузина позволила себе смотреть на нее свысока, Нина испытала бы огромное разочарование.
Когда Гарри знакомил Роуз с Лотти, она глянула на бледное, осунувшееся лицо двоюродной сестры и почувствовала к ней искреннюю симпатию. Лотти знала их дедушку. Его дом был для нее родным. Она ездила с ним на пикники и в гости. И если она не была с ним рядом, когда он умирал, то находилась совсем близко – скорее всего в соседнем номере гостиницы. Его смерть стала для нее тяжким испытанием, тоска и страдание ясно читались в ее глазах. Лотти любила дедушку и сильно горевала о нем.
– Я глубоко сочувствую тебе, – простосердечно обратилась Роуз к Лотти. – Так тяжело потерять того, кого ты любила и кто любил тебя так сильно. Я не была знакома с дедушкой, но очень хотела с ним познакомиться. Мир кажется таким странным теперь, когда дедушки не стало, не правда ли? Как будто все стало совсем другим. И уже никогда не станет прежним, верно?
Лотти широко раскрыла глаза и глубоко, прерывисто вздохнула. Эта девочка с необычной внешностью, с глазами как чайные блюдечки и ярко-рыжими волосами, в точности описала то, что переживала Лотти. И они с ней двоюродные сестры. Почти одного возраста.
