Йоркширская роза - [28]

Лиззи невидящим взглядом уставилась на свое отражение в маленьком зеркале, что висело на стене возле двери. На Лиззи было совершенно новое черное пальто, купленное явно в самом дорогом отделе модной одежды у «Брауна и Маффа». Пуговицы из черного янтаря, обшлага и отвороты отделаны черным муаром. На черной, с густой вуалью, шляпе Лиззи красовалось черное страусовое перо. Лиззи выглядела в точности как ей и подобало: стильная, грациозная женщина средних лет, отец которой был одним из самых процветающих фабрикантов в городе.

– Сейчас не вре…мя и не… мес. то… для… подоб… ных… заме…чаний, Ни…на, – проговорил Лоренс настолько резко, насколько мог: глядя на бледное до синевы лицо жены, он особенно остро чувствовал глубину ее страданий. – На…день… шарф… поверх… шля…пы, в маши…не… ветрено.

Неуверенными движениями Нина повязала поверх сделанной ею самой черной бархатной шляпы черный шифоновый шарф. Откуда взялись деньги на одежду для похорон? Быть может, дядя Уолтер уже узнал о том, что их мать получает что-то по завещанию отца? Сказал ли он ей об этом? Одолжил денег на неотложные нужды в счет этого наследства? Вряд ли можно полагать, что мать взяла бы у него деньги на других условиях. Для этого она слишком горда.

Когда Нина следом за Лиззи вышла на улицу к ожидающему их автомобилю, раздражение ее дошло до такой степени, что она сжала в кулаки руки в лайковых перчатках, чтобы не утратить самообладания. Мать не просто очень горда. Она горда до смешного. Почему, почему, ну почему она отвергла предложение дяди Уолтера переехать в Крэг-Сайд?

Она заметила, как Роуз слегка помахала Микки Пор-риту, который, стоя на крыльце дома Герти Грэм, наблюдал с этой выгодной позиции за их отъездом. Вспышка досады усилила ее раздражение. О чем думала Роуз, поступая таким образом? По такому случаю могла бы хоть на минуту вспомнить о чувстве собственного достоинства и соблюдать декорум.

Когда Ноуэл, до странности чужой в строгом черном костюме, в белоснежной рубашке с туго накрахмаленным высоким воротничком и с блестящими, гладко причесанными волосами уселся на переднее пассажирское место, Нина тоже забралась в машину, самым удобным образом устроилась между матерью и Роуз и сложила руки на коленях, сцепив пальцы.

Машина медленно двинулась по тряской мостовой, и Нина увидела по пути, что все занавески в домах по обе стороны улицы задернуты. То был традиционный знак уважения к смерти, но, как правило, к смерти, посетившей один из соседних домов. Чем было продиктовано сегодняшнее поведение соседей – сочувствием к их потере? Или они поступили бы так в день смерти Калеба Риммингтона при любых обстоятельствах? Ведь подавляющее большинство обитателей Бексайд-стрит работали по найму именно на его фабрике. И это делало отказ матери от предложения дяди Уолтера еще более необъяснимым: ведь она понимает, что с этих пор никто на Бексайд-стрит не станет относиться к ним с прежним соседским простосердечием и дружелюбием. Да и как иначе, если они в родстве с Риммингтонами? Роуз бросила на Нину взгляд исподтишка. Тесно прижатая к сестре, она ощущала ее напряжение, но не могла понять его причину. Обращенные к матери слова Нины о том, что они могли бы жить в Крэг-Сайде, если бы захотели, были для Роуз новостью. Никто не сказал ей, что дядя Уолтер сделал такое предложение, однако Роуз в последние дни очень редко бывала дома, и ни у кого даже не было возможности с ней поговорить.

– Если ты хочешь, чтобы я пошла с тобой просто так, за компанию, я могу даже не разговаривать, если тебе этого не захочется, – не раз говорила ей Дженни.

Роуз была по сердцу отзывчивость подруги, но она отклоняла ее предложения. Смерть дедушки глубоко потрясла ее, и она предпочитала долгие часы проводить в одиночестве, чтобы свыкнуться с происшедшим.

Даже сейчас, через пять дней после его смерти, Роуз чувствовала себя какой-то отчужденной. Мир как будто сошел со своей оси и никак не мог вернуться в правильное положение. Роуз спрашивала себя, испытывает ли ее кузина Лотти то же самое. Когда машина с пристойной для похорон небольшой скоростью свернула на дорогу к Илкли, ей подумалось, поймет ли кузина Лотти, что, хотя она, Роуз, не была знакома с дедушкой, она всегда его любила и будет тосковать по нему.

– Наши кузины? – Лотти, одетая во все черное с головы до ног, начиная от черной плоской шляпы с шелковой лентой до черных туфель с пряжками, подняла глаза на отца; лицо у нее было бледное, заплаканное и в эту минуту крайне удивленное. – Почему ты просишь меня принимать во внимание их чувства, папа? Они даже не были знакомы с дедушкой! Он любил только нас, а мы любили его. Он не захотел бы, чтобы Сагдены присутствовали на его похоронах! Это все равно что пригласить чужих людей!

Уолтер прижал кончики пальцев к вискам. Почему все в жизни так сложно? Почему Лотти не может проявить чуть больше понимания?

– Я думаю, душа вашего дедушки будет более умиротворенной, зная, что вся его семья соберется у его могилы, скорбя о нем, чем если бы это было иначе, – проговорил он со всем терпением, на которое был способен при настолько натянутых нервах. – И если ваши кузины и кузен вначале почувствуют себя в Крэг-Сайде не вполне свободно, элементарное внимание с вашей стороны…