С наступлением темноты Йокенен переоделся в коричневую униформу: Штепутат, маленький Блонски, камергер Микотайт. Даже страдающий подагрой шорник Рогаль, и тот, благодаря коричневому мундиру, придал своей сгорбленной фигуре некоторую твердость. Учитель Клозе собрал школьников перед памятником павшим героям и в восемь часов ввел их марширующую колонну в зал - впереди Клозе в штатском, позади жена Клозе в облачении Национал-Социалистического Женского Союза. Духовой оркестр сапожников Дренгфурта играл "Австрийские ласточки". Герман в новом матросском костюме с развевающимися белыми ленточками пробирался, держась за руку матери, через теснящийся Йокенен. Он не успокоился, пока Марта не достала для него красный флажок со свастикой. Марта купила флажок за десять пфеннигов у бледного черноволосого мальчика, который стоял возле двустворчатой двери трактира и смотрел, как Виткунша, снимая пену ножом, наполняла кружки пивом.
- Как тебя зовут? - спросила Марта черноволосого, который так охотно расстался со своим флажком.
- Петер Ашмонайт.
Так это и есть Петер Ашмонайт! Один из множества детей работников поместья. Герман смотрел на него с удивлением. Как мог он продать свой флажок за грош! Герман видел, как Петер Ашмонайт протиснулся среди ног и животов к прилавку, положил там свою монету и получил два кулька с шипучим порошком. Продать флаг за два пакетика соды с лесной травой!
Марта потащила маленького Германа в первый ряд, где для них были оставлены места. Перед ними, рядом с оркестром сапожников, в котором все еще щебетали австрийские деревенские ласточки, собирались школьники. Герман оказался в опасной близости с литаврами, но был очарован этим инструментом и его глухим, бухающим звуком. Когда дренгфуртские сапожники остановились, школьники запели: "Отдадим нашу жизнь за свободу". Клозе усердно дирижировал. А вот и опять он, Петер Ашмонайт, худой как спичка, в самом первом ряду. Осклабился в сторону своего флага, которым Герман размахивал во все стороны за спиной учителя. Делал вид, что поет, а на самом деле жевал свой шипучий порошок, пока у него на губах не выступила зеленая пена.
Свобода как пламя, как вечный огонь.
Пока он пылает, весь мир освещен.
Было очевидно, что новое время еще мало коснулось Йокенен. Несмотря на призывы Клозе, чтобы припев повторяли все вместе, никто в зале не знал строк о пламенной свободе. Не знал их и Штепутат, но он, сославшись на служебные обязанности, оставался в гостиной. В заключение Герман, отчасти нарочно, отчасти по неосторожности, ударил ногой по сапожниковым литаврам. Громкий глухой звук всех развеселил. Петер Ашмонайт с зеленой пеной вокруг рта смеялся громче всех. Серьезная торжественность пропала. Восстановить ее высокопарным приветствием не удалось и учителю Клозе, хотя он и начал издалека, с рыцарей ордена. После него партийный секретарь Краузе. Этот даже и не пытался пойти вглубь, запутался уже с уборкой урожая и упорным трудом земледельцев, которые так важны для всего народа. Он обошелся и без политических лозунгов, хотя и не отрывал пристального взгляда от портрета фюрера на противоположной стене, под которым видная издалека надпись гласила: "Народ, страна и вождь - едины!". Старый Гинденбург, висевший раньше на этом месте, был выслан в охотничий кабинет, где покрывался пылью среди развесистых оленьих рогов.
После Краузе все уже шло без остановки. Сапожники трудились на своих инструментах, на сцене девочки исполняли народный танец под предводительством жены учителя Клозе, которая пышным эльфом порхала над дощатым полом. Потом кульминация - четверо ряженых молодцов спели в насмешку Клозе песенку о бедном деревенском учителе:
Когда в деревне крестины, крестины,
Посмотрели бы вы, как он пьет, как он пьет:
Всегда берет самый большой стакан
Бедный школьный учитель.
Когда в деревне свадьба, свадьба,
Посмотрели бы вы, как он ест, как он ест:
Что не может съесть, то пихает в карман
Бедный школьный учитель.
Герману, обсасывавшему свой леденец, сидя на коленях у матери, больше всего понравилось зрелище двух первоклассников, которые на сцене с завязанными глазами кормили друг друга пудингом. Тут опять был черноволосый Петер Ашмонайт. В кормлении пудингом он участвовал. Брызги долетали до почетных мест первого ряда - одна даже попала на коричневый рукав районного секретаря. К счастью, это был шоколадный пудинг.
После перерыва для Германа наступил великий час. Пока жена учителя готовила с девочками театр теней, музыкант, игравший на литаврах, подговорил маленького Германа сделать сольный номер. За мороженое и стакан лимонада. Но не на сцене, нет, а стоя на стуле. Спиной к публике. Сапожники Дренгфурта сыграли туш, и четырехлетний Герман запел "Старые товарищи": В бою и пороховом дыму... В атаку волна за волной... Завоюем честь и славу... А с хозяйкой пофлиртуем... тиралля-ля-ля.
Тут народ в йокенском трактире оживился. Это знали все, и все орали в один голос. Партийный секретарь Краузе благосклонно похлопал Марту по плечу:
- Отличный парень.
Карл Штепутат с черной сигарой во рту стоял у входа в зал и гордился своим сыном. От радости он несколько раз заказал на всех картофельной водки.
