Йоханнес Кабал. Некромант - [16]

любопытная особенность, объединявшая всех больных детей. В ночь, когда они заболели, всем

снился один и тот же ночной кошмар: грязная тёмная комната, вроде подвала или тюрьмы, с

глубокими углублениями в стене. Их словно притягивало в тот угол комнаты, где она превращалась в

мрачный альков. Они никак не ожидали увидеть старомодную сидячую ванну в таком заброшенном

месте. Затем, полным ужаса взглядом они смогли разглядеть, что в ванне сидит бледная старуха с

безжалостным, гипнотизирующим взглядом, выражающим такой безмерный голод, что при

воспоминании об этом дети начинали хныкать и что-то бормотать. Когда старуха поднялась из ванны

и медленно, но верно, с ужасающей неотвратимостью, будто огромный паук-альбинос, двинулась на

них, ни пошевелиться, ни убежать они не могли. “Тётка-мочалка! Тётка-мочалка!” — кричали они.

Вспышки анемии продолжались даже после того как последний из Друанов был похоронен в

склепе. В течении многих лет считалось, что это вредное влияние болота, и родители, которые могли

себе такое позволить, отправляли своих детей подальше, пока те не окрепнут настолько, чтобы

"противостоять болезни". Между тем кладбище медленно наполнялось отвергнутыми, никому не

нужными мертвецами. Когда места не осталось, его тут же забросили. Со временем кладбище начала

поглощать земля.

Без крайней необходимости никто не стал бы сюда приходить. Даже самые циничные и

одуревшие от опиума поэты нашли бы кучу других дел, вместо того, чтобы сидя на одной из могил,

сочинять сонет. Да что сонет, поэта даже на хокку не хватит.

Об этой отвратительной дыре уже забыли, а "эпидемия анемии" всё продолжалась.

До одного случая восьмилетней давности.

* * *

Йоханнес Кабал миновал остатки ворот и посмотрел по сторонам, оценивая положение дел.

Вид кладбища заметно ухудшился за те восемь лет, что он здесь не был. Признаки того, что сюда кто-

то с тех пор приходил, также отсутствовали. Это ничуть его не удивило. Надгробия покосились под

чуть более лихим углом, мох расползся по камню чуть дальше, а чтобы прочитать какую-нибудь

надпись, пришлось бы повозиться с проволочной щёткой при косом освещении. Признаков

человеческого вмешательства, однако, не было вовсе. "Хорошо, — подумал он. — В этой и без того

непростой затее станет на пару переменных меньше". Он поудобнее перехватил саквояж левой рукой

и двинулся дальше. Ворона покачивалась у него на плече, и взгляд её метался из стороны в сторону.

Вид у неё был настороженный; ей совсем не нравилось это место.

Кабал пробирался средь камней и высоких пучков травы, направляясь, как можно прямее, к

семейному склепу Друанов. По пути он вспоминал свои ранние исследования в области природы

жизни, смерти и некого пограничного состояния. Когда эти исследования привели его однажды в это

место, всё закончилось тем, что обратно к тропинке он, если не бежал, то уж точно шёл очень быстро.

Воспоминания отвлекли его, он споткнулся о какой-то предмет, скрытый в высокой траве, и,

восстанавливая равновесие, слегка покачнулся — ворона при этом бешено захлопала крыльями.

Чтобы посмотреть, что это был за предмет, он обернулся и снял заслонку со своего потайного фонаря.

По природе человек неэмоциональный, он всё же приподнял бровь и открыл рот в беззвучном "о".

Это был старый армейский полевой телефон, его деревянный корпус находился на поздней

стадии разложения, и Кабалу не захотелось к нему прикасаться. Бакелитовая трубка валялась рядом, а

телефонный провод вёл, как стало ясно через мгновение, в могилу, надгробная плита у которой была

немного сдвинута. Кабал смутно помнил, что видел этот аппарат во время прошлого визита. Он

поджал губы и выпрямился. С бесхозным телефоном,несомненно, была связана какая-нибудь чудная

история, но у него совершенно не было времени и желания узнавать, какая именно. Он пришёл сюда

по делу — нельзя позволять себе отвлекаться. Он снова повернулся в сторону склепа Друанов и

продолжил путь.

Склеп по большей части находился под землёй — от высокого уровня грунтовых вод его

защищали искусная постройка и толстый слой свинца. Входом служило небольшое практичное

сооружение на поверхности — эдакий угольный сарай с претензией на готику. Примечательным в

нём были только надпись ДРУАНЫ, заглавными латинскими буквами высеченная над дверью, и сама

дверь: внушительная, состоящая из каменных плит, скреплённых полосами анодированного железа.

Кабала больше интересовал замок. Тот, что был врезан в дверь, испортили уже давно в результате

неумелой попытки взлома. Сначала его заменили тяжёлым навесным замком, дужка которого

проходила через запор, надёжно прикреплённый к поверхности двери — теперь он лежал на земле,

полускрытый нездорового вида невысоким кустарником, что пучками рос вокруг. Смотреть на него

нужды не было — Кабал и так знал, что его дужка старательно распилена ножовкой. Вместо него

висел блестящий замок из нержавеющей стали. Он приподнял его одной рукой и отодвинул крышку

замочной скважины большим пальцем. Она легко поддалась: замок оказался в первозданном

состоянии, несмотря на годы в таких влажных условиях. Не было никаких признаков порчи.

Свободной рукой Кабал достал связку ключей из кармана и выбрал маленький ключ. Он вставил его в