Йенни - [46]

Если бы он догадался о ее душевном раздвоении, он сказал бы, что она свободна и может уйти от него. Он сказал бы, что она любила и давала ему счастье, а теперь разлюбила и должна быть свободна. Так это было бы. Никогда он не мог бы понять, что она горюет потому, что ничего, ничего, ничего не могла дать.

О, как мучительно для нее было слышать, когда он говорил о ее дарах. Да, она была девственницей, когда стала принадлежать ему. Этого он не забывал, и это служило для него доказательством ее глубокой любви к нему. Потому что она подарила ему свою невинность и чистоту… чистоту своих двадцати девяти лет! О, да, она хранила ее, словно белый подвенечный наряд, который остался чистым и незапятнанным… и из страха, что ей никогда не придется надеть этот наряд, в отчаянии от своего леденящего одиночества, от своей неспособности любить она цеплялась за него, вечно была с ним мысленно… Не чище ли те, кто жили живой любовью? Ведь она только думала и размышляла, ждала и тосковала… пока наконец не притупились все ее чувства от этой тоски…

А потом, когда она стала принадлежать ему… как мало впечатления это произвело на нее! Правда, она не оставалась совершенно холодной, иногда его любовь увлекала ее, но она все время притворялась страстной, тогда как сердце ее едва-едва согревалось. Когда она была в разлуке с ним, она почти забывала о нем, но, чтобы порадовать его, она делала вид, что тосковала по нему. Да, да, она все время лгала и притворялась, и это было ее ответом на его страстную любовь!

Впрочем, был короткий промежуток времени, когда она не притворялась… или же, если она лгала Герту, то лгала и самой себе. Ее подхватила волна искреннего чувства. Быть может, это было сострадание к его судьбе и возмущение против ее собственного рока, а также чувство сродства, так как оба они, каждый на свой лад, стремились и тосковали по недостижимому. Страх перед будущим заставил ее броситься в объятия этого человека, и тогда она ликовала от счастья, так как думала, что любит его.

Да, было короткое время, когда она расставалась с ним по вечерам счастливая и радостная и, сидя в трамвае, с чувством превосходства смотрела на сонных пассажиров и с гордостью думала о том, что она едет от любимого человека, с которым связала свою судьбу…

А теперь она сидела и думала только о том, как покончить со всем этим. Она строила планы относительно своей заграничной поездки и, вообще, обдумывала, как ей бежать от него. Вот потому-то она и приняла приглашение Чески, которая проводила лето в имении отца в Тегнебю. Йенни решила, что таким образом она подготовит разрыв.

Как бы то ни было, но для Герта было хорошо уже то, что он разошелся с женой. Если она была причиной этого, то, значит, она все-таки сделала ему добро.

II

Йенни и Ческа приехали на станцию за Гуннаром Хеггеном, который предупредил о своем приезде. Йенни гостила у Чески в Тегнебю уже несколько недель и собиралась пробыть еще некоторое время.

Она зашла в почтовое отделение и передала Ческе пакет с газетами и письмо. Она также получила письмо от Грама и тут же на дебаркадере на самом солнцепеке стала просматривать его. Первые слова, полные любви, и такое же окончание она прочла от слова до слова, остальное же пробежала лишь мельком. Это были рассуждения о любви и тому подобное.

Йенни вложила письмо снова в конверт и положила его в ридикюль. Ах, эти письма от Герта! У нее едва хватало терпения просматривать их. Каждое слово служило лишь доказательством того, насколько они не понимают друг друга. Она это всегда чувствовала, когда они разговаривали друг с другом, но в письмах это непонимание выступало как-то особенно резко.

А между тем между ними было все-таки известное сродство душ. Почему же они не подходили друг другу?

Был он слабее или сильнее ее? Он терпел одно поражение за другим и покорялся и склонялся все ниже… и все-таки продолжал еще надеяться на что-то, продолжал верить… Слабость это или сила? Она не могла понять его.

Солнце пекло нестерпимо. Когда Йенни подняла голову и посмотрела вверх на гору, по которой извивалась дорога, у нее в глазах вдруг потемнело. Это было нечто странное, но в это лето она очень плохо переносила жару.

Ческа тоже стояла тут же и читала письмо от мужа. В своем белом полотняном платье она ярко выделялась на дебаркадере.

Пока они были заняты чтением писем, Гуннар Хегген успел достать свой багаж и уложить его в экипаж. В ожидании дам он стоял возле лошади, ласкал ее и разговаривал с ней.

Наконец Ческа сложила письмо и подняла голову. Она слегка тряхнула ею, словно отгоняла какие-то мысли.

– Прости, голубчик, – сказала она, – сейчас мы идем. Она и Йенни уселись на переднем сиденье. Ческа правила сама.

– Как это хорошо, Гуннар, что ты приехал! – сказала она, когда они двинулись в путь. – Опять мы поживем втроем. Ну, разве это не восхитительно!.. Да, Леннарт кланяется вам обоим.

– Спасибо. Как он поживает? – спросил Гуннар.

– Очень хорошо. Спасибо… Знаете, я нахожу, что со стороны папы и Боргхильд было прямо-таки гениально, что они вздумали уехать из имения именно теперь. Имей в виду, что мы с Йенни одни во всей усадьбе. Ну, а старая Гина не знает, как и ублажать нас.