Языки Пао. (Роман) - [20]

«Гмм! — пробурчал Бустамонте. — Как вы можете гарантировать, что это не произойдет?»

«Никак. Институт как учреждение придерживается принципа строгого нейтралитета. Индивидуальные чародеи, однако, могут сотрудничать с кем угодно, по желанию, с тем, чтобы пополнять свои дортуары».

Бустамонте нервно постучал пальцами по столу: «Что вы можете для меня сделать, если вы не можете защитить меня от Брумбо?»

Палафокс поразмышлял, прикрыв глаза, после чего ответил: «Существует ряд методов, позволяющих решить вашу задачу. Я мог бы организовать оплату услуг наемников со Святомеда, с Поленсиса или даже с Земли. Я мог бы стимулировать формирование коалиции топогнусских кланов и восстановить ее против Брумбо. Кроме того, мы могли бы девальвировать паонезскую валюту настолько, что выплата дани станет бессмысленной».

Бустамонте нахмурился: «Я предпочитаю более прямолинейные методы. Я хотел бы, чтобы вы поставляли нам вооружения, позволяющие успешно обороняться и не зависеть от милости инопланетян».

Палафокс поднял кривые тонкие брови: «Странно слышать столь агрессивные предложения от паона».

«Почему странно? — возмутился Бустамонте. — Мы не трусы».

В голосе Палафокса появилась нотка нетерпения: «Десять тысяч Брумбо покорили пятнадцать миллиардов паонов. У вас было оружие. Никто даже не подумал сопротивляться. Вы подчинились, как жвачные животные».

Бустамонте упрямо мотал головой: «Мы такие же люди, как любые другие. Все, что нам нужно — надлежащая подготовка».

«Подготовка не сможет воспитать в паонах боевой дух».

Бустамонте нахмурился: «Значит, боевой дух нужно воспитать другим способом!»

На лице Палафокса появилась странная усмешка, обнажившая зубы. Он выпрямился на стуле: «Наконец мы затронули суть проблемы».

Бустамонте с подозрением смотрел на собеседника, не находя причины для его внезапного оживления.

Палафокс продолжал: «Мы должны убедить податливых паонов стать отважными бойцами. Как это можно сделать? Очевидно, что необходимо изменить основные черты их характера. Они должны отказаться от пассивности, от готовности беспрекословно приспосабливаться к тяготам и лишениям. Они должны научиться дерзости, гордости, духу соревнования. Не так ли?»

Бустамонте сомневался: «Может быть, в чем-то вы правы».

«Вы, конечно, понимаете, что добиться таких перемен за один день невозможно. Изменение общенациональной психологии — крупномасштабный, сложный и длительный процесс».

Бустамонте преисполнился подозрениями. От Палафокса исходило какое-то напряжение, словно раскольник был исключительно заинтересован в теме разговора, хотя и притворялся безразличным.

«Если вы хотите создать эффективную армию, — говорил Палафокс, — изменение национального характера — единственный доступный способ. Быстро такие вещи не делаются».

Бустамонте отвернулся, глядя в окно на блестящую ленту Бурной реки в далекой пропасти: «Вы считаете, что можно создать паонезскую армию, способную успешно воевать?»

«Несомненно».

«И сколько времени это займет?»

«Примерно двадцать лет».

«Двадцать лет!»

Несколько минут Бустамонте молчал: «Мне нужно подумать». Он вскочил на ноги и принялся расхаживать взад и вперед, нервно встряхивая руками, словно пытаясь избавиться от налипшей на них жидкости.

Палафокс напустил на себя строгость: «Как может быть иначе? Без боевого духа невозможно успешно воевать. Наличие или отсутствие боевого духа — особенность национальной культуры, не поддающаяся мгновенному преображению».

«Да-да, — бормотал Бустамонте. — Я вижу, что вы во многом правы, но мне нужно подумать».

«Подумайте еще обо одном, — предложил Палафокс. — Пао — огромная, многонаселенная планета. Вы могли бы создать не только боеспособную армию, но и крупномасштабный промышленный комплекс. Зачем покупать товары на Меркантиле, если вы можете производить их сами?»

«Но как все это сделать?»

Палафокс рассмеялся: «В этом отношении вам придется воспользоваться моими профессиональными навыками. Я — наставник колледжа сравнительной культурологии Раскольного института!»

«Тем не менее, — упорствовал Бустамонте, — я должен знать, каким образом вы намерены внедрить такие перемены. Не забывайте, что для паонов изменение заведенного порядка вещей страшнее смерти».

«Разумеется, — отозвался Палафокс. — Необходимо изменить основы мышления паонов — по меньшей мере, какой-то части населения. Проще всего это сделать посредством изменения языка».

Бустамонте покачал головой: «Вы предлагаете какой-то окольный, сомнительный подход. Я надеялся...»

Палафокс резко прервал его: «Слова — это средства. Язык — структура, определяющая, каким образом используются эти средства».

Бустамонте искоса наблюдал за раскольником: «Каково практическое применение вашей теории? Существует какой-то определенный подробный план?»

Палафокс смерил собеседника презрительно-насмешливым взглядом: «Подробный план реформы такого масштаба? Не следует ожидать чудес даже от чародея-раскольника. Возможно, для вас наилучший вариант состоит в том, чтобы платить дань Эвану Бузбеку и забыть о каких-либо переменах».

Бустамонте молчал.

«Мне известны основные принципы, — продолжал через некоторое время Палафокс. — Этим абстрактным принципам я нахожу практическое применение. Такова структура реформы; в конечном счете она обрастет подробностями, как скелет обрастает сухожилиями и мышцами».