Язык русской эмигрантской прессы (1919-1939) - [179]
• слот «воля России». Символические ассоциации имени Россия развертываются в сравнение с вольной степной лошадкой:
Со стороны, да еще издали, трудно представить и оценить страшную губительность сталинской коммунистической банды, которая взнуздала, оседлала вольную степную лошадку – Россию и пока гонит ее, куда хочет (Рус. голос. 1939. 26 марта. № 416).
Вообще говоря, ассоциативное сцепление образа России/Руси с удалой ездой на лошадях (в частности, с тройкой; ср. «Мертвые души» Гоголя) или длинными многоверстными перегонами между остановками в пути на станциях (напр., «Станционный смотритель» Пушкина) или молодым жеребенком (поэма «Русь Советская» С. Есенина, где в образе жеребенка легко угадывается деревенская, сельская Россия) в русском культурно-языковом пространстве прочно входит в смысловую структуру имени Россия, так что появление метафорического сравнения и формирование нового слота с символическим содержанием (Россия – лошадка) не случайно. Символ только тогда жив, когда появляются новые формы словесного, языкового выражения в границах заданного образца – образа (смысловой «скрепы» символа).
Одним из способов актуализации символических связей прецедентного имени Россия является его семантико-смысловое сопряжение с приложением, функция которого – характеризация предмета через параллельное наименование. В эмигрантских изданиях одним из самых частотных приложений выступает другое прецедентное имя – Родина: общая Родина Россия, несчастная Родина Россия, Великая Родина Россия:
…обратимся ко всем казакам, живущим верой и надеждой в грядущее Воскресение нашей Великой Родины России и наших Казачьих Краев [Приказ Донскому Корпусу и Представителя Донского Атамана в Болгарии] (Рус. голос. 1939. 9 апр. № 418).
Наши мысли будут вместе с любящими общую Родину – Россию, как внутри Ея [sic], так и вне – за кордоном Ея границ (Рус. газета. 1937. № 1).
Ряд жестоких испытаний пришлось пережить нашей несчастной родине-России [sic] (Возрождение. 1919. 6 июля. № 1).
Способом смыслового и символического противопоставления выступает сочинительная связь имени Россия с именем Интернационал, причем эта оппозиция встраивается в другие контрастивные ряды актуализированных данной эпохой сопоставлений:
Нет и не может быть мира между Россией и Интернационалом, между Христом и Сатаною, между русским и коммунистом, между нами и вами (Рус. правда. 1925. сент. – окт.).
При помощи таких разветвленных квазисинонимических и квазиантонимических рядов имя Россия включалось в ассоциативно-вербальную сеть эмигрантского сознания, значительно отличавшуюся от ассоциативно-вербальных комплексов данного имени в официальной советской публицистике.
В русском дореволюционном узусе имя Русь использовалось либо в составе исторических терминов: Киевская Русь, Белая Русь, Московская Русь, патриарх Московский и всея Руси (сан восстановлен 5 (18) ноября 1917 г.), либо как стилистически окрашенное языковое средство (напр., Русь-матушка), употребляясь в риторическом или поэтическом стиле (художественной литературе, поэзии, фразеологии, пословицах и поговорках).
Терминов Малая Русь, Малороссия в нашем корпусе не встретилось, обычно употребляется название Украина. В отличие от советской публицистики, термины великорус (великоросс – название распространилось со второй половины XIX в.), белорус, малорус (малоросс) и образованные от них прилагательные великорусский, малороссийский достаточно часто встречаются на страницах эмигрантских изданий, являясь нейтральными словесными знаками:
В воскресенье, 18 февраля в новом помещении состоится «воскресник», в программу которого, между прочим, включено выступление великорусского оркестра под управлением Г. Медведева (Вести дня. 1940. 13 февр. № 36).
Сепаратизм не имеет глубоких корней в малороссийской ветви русской нации. Это явление заносное, подхваченное только частью малороссийской полуинтеллигенции из честолюбивых или корыстных побуждений (Рус. голос. 1939. 19 февр. № 411).
Я убежден… что мы все, т. е. все интеллигентные русские люди, носим в своих жилах такую смесь национальных кровей, что по признаку географического происхождения нам крайне трудно определить себя, – особенно в вопросах малороссийском и великорусском здесь мы очень просто столкуемся, когда надо будет, да, вероятно, и столковываться не надо будет (Рус. голос. 1939. 19 марта. № 415).
Напротив, в русском послереволюционном языке происходило последовательное устранение несущих негативные ассоциации прилагательных малый, великий при обозначении народов или национальностей, государственных образований (Великое княжество Финляндское). В СУ обозначения великорусский, великорусы (великороссы), великороссийский, малороссийский, малоросс, малорус, малорусский снабжаются пометами «книжн.(ое) устар.(елое)», «устар.(елое)», «доревол.(юционное)» с идеологическим (противоречащим реальной языковой истории терминов) подтолкованием для слов великоросс, великорусский: «название возникло в Московском государстве на почве великодержавной идеологии, объявлявшей русскую народность “великой” в сравнении с украинской и белорусской» (СУ Т. 1: 244) – и для
