Язык птиц. Тайная история Европы - [19]

Honor Jovi cum Neptuno.

Pallas, Venus, Vesta, Juno,

Mirae sunt clementiae.

Mars, Apollo, Pluto, Phoebus

Dant salutem laesis rebus

Insitae potentiae.

Существует предположение, что десятое столетие, называемое англичанами «темным веком», было столетием ужаса, которое, согласно народным представлениям, должно было закончиться концом света. Однако сегодня уже доказано, что эта легенда выдумана нашими современниками, и десятое столетие, напротив, было периодом величайшей художественной и интеллектуальной активности. Кроме того, это был век реорганизации большей части ремесленных и торговых корпораций, и, помимо всего прочего, именно на это столетие пришлось если не рождение, то по меньшей мере появление на свет гульярдов, которые стали его квинтэссенцией и, разумеется, не служили увеличению печали. Таким образом, наши предки не отличались какой-то особой мрачностью, и совсем не были, как нередко думают, порабощены властью церкви.

Общество сыновей Гуля было открыто для всех: для знати и для простолюдинов, для богатых и для бедных, для французов и для чужеземцев, для мужчин и для женщин, для священников и мирян. И церковные власти терпели его в качестве необходимой отдушины, и никогда не преследовали уже упомянутых нами бродячих клириков, которые, казалось бы, бесчестили свой сан распутным образом жизни. Единственным их наказанием было лишение обычных для духовного сословия привилегий.

Я не могу закончить обзор столь обширной и мало исследованной темы, не сказав ни слова о принятой сыновьями Гуля иерархии. Они пользовались пилоном так же, как мы сегодня нашивками, с тем различием, что число пилонов убывало по мере возрастания степени.

Иерархия гульярдов выражалась числами от пяти до одного: IIIII, IIII, III, II, I.

Пять пилонов, — cinq piles — произносились как simple, «простой», а на диалекте жителей Лимузена это слово имело также еще и значение «слабоумный» — непосвященный; четыре пилона — quatre piles — произносились как «carpal», или «жаба». У масонов это имя еще дают дают ученикам. Три пилона — trois piles — произносились как trepelu и соответствовали рангу магистра. Два пилона, или пара пилонов — ime paire de piles — звучала как «pourples», то есть «пурпурный», и соответствовала кардиналам Римской церкви; и, наконец, один пилон оставался для Великого Архитектора, или Божества; если один пилон завершался прямоугольной капителью, то он обозначал гробницу. «Пурпурные» являлись членами верховной ложи ордена, которая была единственной и, кажется, всегда находилась в Париже. Эта жесткая централизация ордена гульярдов объясняет, каким образом оказалось возможным в уже упомянутый нами момент истории сразу же распустить все его рядовые организации.

VI

Теперь осталось только отметить влияние гульярдов на события европейской истории начиная с XI столетия и вплоть до времен французской Революции, по меньшей мере там, где оно явно дает о себе знать.

Тогда, когда они оставались заточенными в монастырях каролингов, и тогда, когда они могли нанести удар по обществу только песнями на латыни или ребусами, нарисованными на капителях и порталах церквей, их влияние на ход истории можно считать совсем ничтожным. Но когда они рассредоточились по университетам, которые пришли на смену исключительно религиозным школам Карла Великого и которые уже были хотя бы отчасти светскими, это влияние возросло в значительной степени. Абеляр был гульярдом. Святой Бернар донес на него папе Иннокентию II, и наказание, наложенное на него его дядей, каноником Фулбертом, представляло собой одну из тех кар, которые предусматривались для членов ордена, соблазнивших дочь магистра или покровителя.

С большими трудностями пришлось столкнуться Филиппу-Августу при основании Парижского университета, и его открытие также можно рассматривать как заслугу гульярдов. В 1229 году, при регентстве Бланки Кастилльской, матери Людовика Святого, возникла ссора между клириками, или студентами Университета (в то время эти два слова были синонимами), и трактирщиками из предместья Сен-Марсель. Избитые в первый день, клирики вернулись на следующий вооруженные мечами и кольями и расправились с сен-марсельцами. Их сеньор, приор Сен-Марселя, подал жалобу легату и архиепископу, которые передали ее регентше. «Она, — сообщает латинская хроника Матвея Парижского, — побуждаемая естественной пылкостью женщин и силой своего характера, тотчас же приказала судьям и своей охране немедленно вооружиться, выйти за город и безжалостно покарать виновников этого насилия». Орден был наказан с небывалой жестокостью. Клирики, которые, ничего не подозревая, спокойно отдыхали возле городских стен, а большая их часть не имела никакого отношения к беспорядкам, были убиты и ограблены, а выжившие спаслись, спрятавшись в виноградниках и карьерах. Среди раненых нашлись два студента весьма высокого происхождения, один из которых был фламандцем, а другой — нормандцем. Высшие должностные лица университета обратились к королеве с требованием справедливого суда; но принцесса, подстрекаемая архиепископом и легатом, отказала им. Тогда университет начал бастовать, студенты и профессора разъехались, проклиная гордость королевы и легата, которых обвиняли в преступной связи.