Язык, онтология и реализм - [93]

Однако метафизический реализм повинен не только в неспособности объяснить референцию, но и в уязвимости перед скептическими доводами; в частности, с его позиций, считает Патнэм, нельзя опровергнуть предположение о том, что человеческие существа в действительности являются «мозгами в сосуде», тогда как с позиций внутреннего реализма это опровержение построить несложно.

Для начала представим себе, что мозг человека помещен в сосуд с питательной средой, поддерживающей его в живом состоянии. При этом нервные окончания мозга соединены со сверхмощным компьютером, который, посылая разнообразные электронные импульсы, рождает в мозге ощущения и впечатления, совершенно идентичные ощущениям и впечатлениям обычного живого человека. Мозгу кажется, что его окружают люди и привычные предметы, он «ощущает» свое тело и чувствует совершаемые им движения. Более того, предположим, что все человеческие существа являются подобными мозгами в сосуде, т. е. функционирование компьютера запрограммировано таким образом, что создает у всех мозгов, помещенных в сосуды, коллективную галлюцинацию.

Согласно Патнэму, опровержение этого предположения основывается на том, что высказывание «Я являюсь мозгом в сосуде» является самоопровергающимся в том смысле, что из признания его истинности вытекает его ложность. Для того чтобы это высказывание было истинным, входящие в него слова должны иметь референцию к реальным объектам и эти объекты (в данном случае мозг и сосуд) должны находиться в указанном отношении друг к другу. Если это высказывание произносится живым человеком, то слова «мозг» и «сосуд» имеют реальных референтов, но высказывание является ложным, поскольку описывает несуществующее положение дел. Если же высказывание произносится мозгом в сосуде, то данные слова имеют референцию лишь к совокупностям чувственных впечатлений или электронных импульсов; они не могут иметь референции к внешним объектам, поскольку между мозгом в сосуде и внешними объектами отсутствует каузальное взаимодействие, а допущение о необходимой связи между словами и их референтами является неверным. В силу этого указанное высказывание, произнесенное мозгом в сосуде, также является ложным. Итак, допустив истинность высказывания «Я являюсь мозгом в сосуде», мы в ходе рассуждения пришли к его ложности, доказав тем самым его самоопровергаемый характер.

Согласно Патнэму, метафизический реалист не может воспользоваться данным доказательством, так как он не способен объяснить отношение референции, тогда как, если мы откажемся от метафизического реализма, то сможем отбросить гипотезу о мозгах в сосуде как «чисто лингвистическую конструкцию» или «историю», поскольку нельзя найти наблюдателя, кроме Бога, с позиции которого эта история могла бы быть рассказана, ибо эта гипотеза «с самого начала предполагает понимание истины с точки зрения Бога» [Putnam, 1981, p. 50]. Таким образом, согласно Патнэму, скептицизм — это порождение метафизического реализма, неизбежная расплата за «эпистемический разрыв» между сознанием и миром. Этот вывод, как, впрочем, и способ преодоления скептицизма, не новы: их предложил в свое время Кант (говоривший, правда, не о метафизическом, а о трансцендентальном реализме), однако Патнэм и не скрывает, что его концепция внутреннего реализма имеет корни в философии Канта.

Теоретико-модельный аргумент Патнэма, названный так потому, что он опирается на теорию моделей[131] и известный результат, полученный в этой теории, — теорему Левенгейма — Сколема[132], также призван выявить проблематичность референции, как она понимается в метафизическом реализме. Поскольку этот аргумент носит довольно технический характер, мы укажем лишь его основную идею. Непосредственным объектом критики для Патнэма в этом аргументе выступает распространенное представление о том, как устанавливается интерпретация нашего языка, т. е. как присваиваются экстенсионалы или интенсионалы словам и выражениям. По его словам, «трудность, с которой сталкивается общепринятая точка зрения, связана с тем, что здесь делается попытка установить экстенсионалы или интенсионалы отдельных терминов через установление условий истинности предложений в целом» [Putnam, 1981, p. 32–33]. Однако, как показывает Патнэм в своем аргументе, можно задать абсолютно различные интерпретации языка, которые тем не менее сохранят истинностное значение каждого предложения в неизменном виде, т. е. никакого приписывания истинностных значений какому-либо классу целых предложений не может быть достаточно для установления референции терминов и предикатов. А это означает, что невозможно выделить какое-либо единственное отношение референции между терминами и их референтами в качестве отношения соответствия, а стало быть, это опровергает метафизический реализм, связанный с допущением такого выделенного отношения соответствия между языком и реальностью.

По сути, полученный Патнэмом результат согласуется с тезисом непостижимости, или неопределенности, референции Куайна, но здесь есть два важных различия. Во-первых, вывод Патнэма является более сильным: если у Куайна переинтерпретации, сохраняющие в неизменном виде истинностное значение предложения, тесно связаны со стандартной интерпретацией (так, «гавагай» из известного примера может обозначать кролика, временной срез кролика и т. п.), то Патнэм своим доказательством устраняет все ограничения для интерпретации и поэтому, с его точки зрения, один и тот же термин может иметь в качестве референтов и столы, и трубы, и звезды, и все что угодно. Во-вторых, в отличие от Куайна Патнэм полагает, что как только мы отбросим метафизический реализм, для которого теоретико-модельный аргумент несет разрушительные последствия