Язык мой - друг мой. От Хрущева до Горбачева... - [13]

Это был конверт. Мужчина начал что-то торопливо говорить. Я увидел, что Хрущев спокойно стоит и слушает его. Но тут подбежали охранники, схватили мужчину и увели.

Позже, во время завтрака, Хрущев с невозмутимым видом рассказывал об этом инциденте присутствующим. По его словам, тот мужчина просил принять какое-то прошение, но письмо у него Хрущев не взял, потому что тот сделал все не по правилам, не по закону. Оказывается, мужчина этот и с ним еще две женщины приехали откуда-то издалека, сумели перелезть через каменный забор, притаились в кустах и ждали там до утра, пока не появился Хрущев.

Вот вам и хваленая охрана. Вся эта система оказалась легко преодолимой даже для обычных мирных людей. Охране, конечно, тогда крепко досталось. Наверняка были предприняты и какие-то меры по ее усилению.

Кваме Нкрума и совещание на лужайке

Как я уже говорил, в Крыму, в Мухолатке, отдыхал Кваме Нкрума, один из крупных, наряду с Неру, Насером, Сукарно, лидеров Движения неприсоединения. Он отдыхал с женой и двумя детьми. В эти же дни в Крым были приглашены первые руководители соцстран Восточной Европы. Был запланирован дружеский обед под открытым небом на бывшей даче Сталина, которая находилась на горе. Хрущев хотел провести товарищескую встречу — обмен мнениями, встречу друзей, так сказать. Но прежде он решил повидаться с Кваме Нкрумой.

Отправились мы на пограничном катере вдвоем. Устроились на корме в плетеных креслах. Через полчаса пришли в Мухолатку.

Кваме Нкрума был видным деятелем. Видным не только с точки зрения политического веса, но и физически. Высокого роста, атлетически сложенный, с типично африканскими чертами лица. По-английски говорил прекрасно, это был его второй родной язык. Нкруму сопровождала жена-египтянка, смуглая, но намного светлее, чем он сам. Дети у них получились — глаз не оторвать: кожа цвета кофе с молоком, красивые, хорошо воспитанные, приветливые, раскованные. Маленького сына звали Гамаль — в честь Насера.

У политиков произошел весьма обстоятельный разговор. Никита Сергеевич говорил о том, какими ему видятся задачи Движения неприсоединения. Вскоре должна была состояться встреча в верхах представителей этого Движения, и он надеялся, что Нкрума донесет его мысли до остальных участников форума. Кваме Нкрума сказал, что мысли Хрущева кажутся ему очень ценными, и пожелал получить основные положения высказываний Хрущева в письменном виде на английском языке. Тот с готовностью пообещал, что все будет сделано, при этом указал на меня.

Несколько забегая вперед, отмечу, что политическая карьера Нкрумы была на исходе. Во время его визита в Китай на родине политика произошел военный переворот, и он был свергнут. Остаток жизни он провел в изгнании. По-моему, в Египте, у родственников своей жены.

Однако тогда, в Крыму, этого никто не мог предположить. Хрущев пригласил его на встречу с руководителями братских стран. Нкрума, конечно, был польщен и с благодарностью принял приглашение.

Когда вернулись в Ялту, я засел расшифровывать запись беседы. Но возникла одна чисто техническая проблема: нужна была печатная машинка с латинским шрифтом. Начались поиски. В Крымском обкоме такой машинки не оказалось. В Ялтинском горкоме и горисполкоме тоже. Тогда я вспомнил о вездесущем «Интуристе». И естественно, она там была. Так что Кваме Нкрума хрущевские изречения получил.

На обеде с братскими руководителями я сидел рядом с Кваме Нкрумой и переводил ему все, о чем говорилось.

Собрались высокие гости — Владислав Гомулка, Тодор Живков, Янош Кадар и другие. С нашей стороны присутствовали Хрущев, Микоян, Козлов и Фурцева. Тамадой назначили Микояна, по национальной принадлежности. Анастас Иванович с энтузиазмом принял на себя эту обязанность, произносил тосты с истинным, кавказским, знанием дела. Затем стали выступать по очереди гости. Почти все говорили по-русски, кроме, пожалуй, Яноша Кадара. Помню, Гомулка в своем выступлении высказывал не совсем стандартные мысли о путях дальнейшего развития социализма. Настолько нетрафаретные, что Хрущев начал проявлять некоторое беспокойство и даже перебивать Гомулку. Называл он его при этом по старой партийной кличке — «Веслав».

Думаю, что мой «клиент» Кваме Нкрума вряд ли разбирался во всех тонкостях данной «политической интриги». Поэтому, когда ближе к концу банкета Микоян, с подачи Хрущева, предложил выступить африканскому гостю, мой сосед, наклонившись ко мне, спросил, о чем же ему следует говорить в такой компании. Я высказал предположение, что присутствующим, наверное, было бы интересно послушать рассказ видного африканского лидера о положении дел в Движении неприсоединения. Нкрума так и поступил. Мне показалось, что со своей задачей он справился. Не знаю, правда, насколько это было интересно собравшимся.

В общем, все говорили свободно, какой-то плюрализм мнений все-таки был.

А весь мир в очередной раз узнал, что и на отдыхе наш лидер не сидит сложа руки, ведет активную борьбу за мир, прогресс и дальнейшее сплочение мировой системы социализма.

К слову сказать, и в брежневскую эпоху продолжалась практика проведения советским вождем в отпускной период «важных встреч» с иностранными деятелями. Но они проходили на индивидуальной основе, и, пожалуй, единственным их итогом были многословные сообщения в нашей печати.