Язык и религия - [100]

Неприкосновенность богослужебных книг охранялась законом. «Стоглав» (свод церковных законов, принятый в 1551 г., содержал 100 глав – отсюда название) обязывал сверять каждую новую книгу с исправным оригиналом и конфисковать неисправные книги. Одно старинное руководство по орфографии заканчивается предостережением: «Зри прещение страшно: аще кто написав книгу и не исправя принесеть на собор, да будет проклят» (цит. по изданию: Ягич, 1885–1895, 722).

Византийский книжник Максим Грек, с почетом приглашенный при Василии III (XVI в.) помочь в переводах церковных книг, по обвинению в их неверном исправлении был признан еретиком, судим, дважды проклят и большую часть жизни провел в монастырских тюрьмах. Один из пунктов обвинения состоял в том, что Максим одно из прошедших времен (аорист) заменил другим прошедшим временем (перфектом). Вину Максима видели в том, что при таком выборе глагольных времен он говорил о Христе как о преходящем, временном, а не как о вечном. Михаил Медоварцев, помощник Максима, правивший текст по Максимовым заметкам на полях, говорил на суде: «Загладил две строки, а вперед гладити посумнелся семи.., не могу заглажывати, дрожь мя великая поймала и ужас на меня напал»[180]. Эти слова позволяют представить, насколько остро переживал средневековый человек даже невольные искажения священного текста.

Когда справщики патриарха Никона в формуле во имя Отца и Сына и Святага Духа исключили первый союз и (стало во имя Отца, Сына и Святаго духа), то старообрядцы увидели в этом еретическое понимание Св. Троицы: «Тако уже и поют богохулно, Отца Сына сливающе в едино лице (а сие есть савелиевы гнилости вред)»[181].

В небольшом изменении вероучительной формулы могли усмотреть глубокий богословский смысл, в синонимической замене – ересь, в нарушении правописания – отход от православия. Все это – проявления характерной для религий Писания неконвенциональной трактовки знака в сакральном тексте.

Разумеется, не все Никоновы изменения в церковных книгах воспринимались как ересь и кощунство, но и относительно терпимые новшества не встречали поддержки. Жалобы низшего духовенства в многочисленных челобитных отражали всеобщую растерянность и нежелание основной массы клира менять обрядность.

Наиболее образованные приверженцы «старой веры» выявили множество случаев непоследовательности и разнобоя в новых книгах. Прежняя вера разрушена, новой не создано – убеждали их челобитные «о несогласии самих с собою новых книг». «У Никона же со ученики многие веры, а не едина. Напечатано у них Служебников до осми выходов, и вси между собою несогласны» (цит. по изданию: Субботин, 1885, 418).

Библейская герменевтика и книгопечатание

102. Гуманисты, «Гутенбергов пресс» и Библия

Ренессанс и Реформация создали, по выражению С.С. Аверинцева, «более непринужденное отношение к священным текстам» (Аверинцев, 1983[а], 515). Библия, продолжая оставаться священной и вечной книгой книг, стала по-новому, в том числе в чем-то по-светски, актуальной и интересной. Во 2-й половине XV и в XVI вв. происходит расцвет библеистики, связанный с двумя факторами: с филологической активностью европейских гуманистов и с началом книгопечатания.

Гуманизм в узком, историческом, смысле термина (от лат studio humanitatis ‘изучение человека, гуманитарные занятия’) – это европейское культурное движение XV–XVI вв., которое видело в филологическом изучении греко-римской и христианской античности глубоко этический и важный для современников смысл, путь к взаимному пониманию, терпимости и исправлению нравов (см.: Баткин, 1978). Веря в универсальные познавательные и этические возможности слова, гуманизм выступил как своего рода «филология в роли идеологии» (Горфункель, 1981, 8) и поднял культ слова на новую высоту. С гуманизмом связано становление текстологии (критики текста), классической филологии, гебраистики. Гуманистов интересовало разнообразие языков, и они первыми пытались строить генеалогические классификации языков.

Особенно характерно для гуманистов углубленное изучение античности и, как следствие, впервые возникшее понимание д и с т а н ц и и по отношению к прошлому. Гуманисты писали свои сочинения на «возрожденной» латыни, очищенной от средневековых напластований, как бы перенесенной в «золотой век» латинского языка (т.е. во времена Цицерона и Овидия). Поэтому в XIX в. термин гуманизм часто понимался как ‘латинская образованность’.

Возрождение, гуманизм и Реформация, по-видимому, не могли бы стать тем, чем они стали в культурном развитии человечества, если бы они не «совпали» с техническим открытием, которое со временем преобразовало характер человеческого общения, – с изобретением книгопечатания. Однако в «совпадении» не было случайности: Возрождение и Реформация нуждались в печатном станке. Основным стимулом возникновения книгопечатания были потребности в одновременном, единообразном и быстром тиражировании книг. Создание книгопечатания стало первым шагом человечества на пути к массовой коммуникации. Потребности в массовой книжной продукции были связаны с широкими просветительскими запросами европейского общества в XV в. Вскоре преимущества тиражирования оценила и церковь.