Язычники крещёной Руси. Повести Чёрных лет - [46]

И из рассказа о Кие с братьями (хотя, казалось бы, речь о языческих временах), в том месте, где новгородские летописцы и армянский автор VII века Зенобий Глак упоминали о почитании основателем города "идолов", вместо этого словно бы с обидой вставляет: "были же мужи мудры и смыслены, нарицахуся поляне". И крестились-то киевляне с радостью и умилёнными слезами.

15 сентября 1068 года в городе Киеве произошёл не просто "мятеж велик". В городе, в котором убили епископа и выбрали в князья волкодлака из дремучих полоцких лесов и болот, в которых ещё восемь веков будут славить Перуна и Ярилу, произошёл языческий переворот.

Грозно гудящая толпа поднималась на киевскую Гору, к дворам князя и городской знати, по тому самому Боричеву взвозу, которым, по приказу деда Изяслава, волокли в Днепр изваяние Громовержца. Словно Он Сам, "выдыбавши" из Днепра, шёл отомстить потомкам отступника.

Не оттого ли так цепенел, медлил в тот день жестокий и решительный Ярославич?

И в Кракове этого не могли оставить без внимания. Слишком свежи были в памяти польской крещёной знати дни Маслава. Слишком непрочна была власть князей-католиков над собственными окраинами — ещё и двумя веками позже будут молиться своим Богам мазуры-мазовшане, жители края на востоке Польши.

Вместе на Киев двинулись православные князья Ярославичи, Изяслав вместе с сыном, Мстиславом, и рыцари князя-католика Болеслава. Распри между уже разделившимися и успевшими взаимно отлучить друг дружку церквями были отложены в сторону перед лицом пробудившегося общего врага — древней Веры славян.

А в восставшем Киеве в это время не будет князя. Где был Всеслав, в походе ли на половцев — если уж действительно был его целью дальний город Тъмуторокань — или, как утверждает летописец, кинулся в свой край, лежавший на пути карателей, я сказать не могу.

В первом случае это было просто неудачей. Во втором — трагической ошибкой. Впрочем, легко нам судить полоцкого государя, вознесённого мятежом на престол чужого ему города, с изрядно поубавившимся после битв с кочевниками войском, когда с запада шёл с сытой, отдохнувшей и окрепшей дружиной прежний киевский владыка, а с ним — отряды польских рыцарей, а рядом, в конном переходе, сидел за стенами Чернигова его брат!

"Велик зверь, а головы нет — так и многие полки без князя", — напишет сто лет спустя Даниил Заточник. Летописи знают случаи, когда русские войска бросали броды наступающим половцам — только потому, что с ними не было князя, "а боярина не все слушают".

А ведь шли не половцы, шёл свой, киевский князь. А самые верные Всеславу были рядом с ним или лежали в ковылях Дикого Поля…

Вновь собралось вече, только тех, кто требовал оружия и коней, на нём уже не слушали. Говорили другое. Предлагали "повиниться" перед Изяславом, может, мол, простит. Слали послов в Чернигов, к Святославу, прося его посредничества в переговорах с братом. Наконец, послали к самому Изяславу. Тот целовал крест, что не причинит киевлянам вреда…

На что они надеялись? Совсем недавно этот же Изяслав целовал крест не кому-нибудь, не взбунтовавшейся черни, но собственному двоюродному племяннику Всеславу — и легко преступил "крестное целование".

Впрочем, не то Изяслав посчитал произошедшее вслед за тем клятвопреступничеством божьей карой (справедливости ради надо заметить, что не сдержавших клятвы на кресте полоцкому волкодлаку Ярославичей осуждали и многие христиане, в том числе игумен Киево-Печер-ского монастыря Антоний), не то по иной причине, но действиям своим на сей раз постарался предать хотя бы видимость приличия.

Сам он действительно не наказывал киевлян. Но первым в Мать Городов Русских вступил не он, а его сын Мстислав. А тот, собственно, никому креста не целовал щадить мятежников — как не обещал и его отец удерживать сына.

Семьдесят горожан были казнены по обвинению в освобождении Всеслава (само по себе примечательно — не в том вина, что взбунтовались против князя, а в том, что выпустили на волю языческое чудище-волкодлака!).

В первый раз на Руси ослепили множество причастных к восстанию (вот она, византийская культура — поневоле вспоминаешь, как Василий, современник крестителя Руси, пленных болгар ослеплял чуть не полками, оставляя на сотню ослеплённых пленных одного одноглазого — в провожатые).

Тех, кого попросту, безо всякого суда, зарубили каратели Мстислава Изяславича, никто не считал. Летописец просто говорит — "без числа".

Это было последнее сражение столетней гражданской войны за стольный Киев. По трупам киевлян поднялась на Гору и водворилась на ней власть преемников отступника Владимира и принесенная им чужая вера.

Вечевая площадь была перенесена указом победителя Ярославича на ту самую Гору — чтоб собирались люди не на Подоле, где ещё действовали языческие капища, а под боком у белокаменного исполина-собора Святой Софии, под строгим надзором нового бога.

Всеслав ещё долго сражался. Но дело кончилось не в его пользу. Родной удел он отстоял — Полоцкому княжеству предстоит пасть двумя веками позже, под напором литвинов и тевтонских рыцарей-крестоносцев.

Я уже рассказывал о жутких событиях, происходивших в Полоцке в те годы, когда он в очередной раз был в изгнании и ставленник Ярославичей, тот самый каратель мятежного Киева, Мстислав Изяславич, сидел на полоцком столе.