Язычник - [12]

Я вышел во двор. Рядом с домом стоял обомшелый колодезный сруб, с краю висело ржавое ведерко. Скинув спортивный костюм, я зачерпнул близкой темной воды. В ней плавали облака, ольховые сережки и бодро юлили личинки комаров. Собравшись с духом, я опрокинул на себя обжигающий колодезный холод. Громко ухая, я по кругу проскакал вокруг колодца. По коже прошла морозная волна, мне показалось, что даже змей, распростертый на моей спине от кобчика до лопаток, слегка зашевелился. Я спиной чувствовал, что кто-то смотрит на меня ИЗ-ЗА яблонь, а может быть, ИЗ-ЗА дощатого покосившегося забора. Я оглянулся: молодая тяжеловесно-статная женщина взирала на меня, голого, как Адам, когда тот еще не пользовался фиговым листком.

Стыдясь своего тела, ограбленного Севером и лагерным голодом, я судорожно влез в мокрые, липнущие брюки. Когда я оглянулся, у садовой калитки было пусто. Видимо, слухи в этой деревеньке в три двора разносились по-прежнему исправно.

Вернувшись в избушку, я сложил в сундук Лягины подарки и вытянулся на шкуре.

В такие минуты воспоминания приходят сами, как скорбные гости. Я лежал, размышляя о деятельном участии Ляги в моей судьбе. Сашка ухитрялся исполнять одновременно две роли: доброго гения и злого демона. Когда-то он пытался оспорить у меня дружбу Наи. На обольщение дикарки была брошена вся мощь западной цивилизации и кошелька Лягиных предков. Сверкающие никелем велосипеды, плееры, стереомагнитофоны наводняли Бережки. Позднее появился роскошный «харлей», дорогущие магнитофоны и японская видеосистема. Ная изредка соглашалась прокатиться с Лягой на мотоцикле, держась за его толстую, как у бегемота, талию, но не более. Меня же она безвозмездно дарила своей истинно девичьей, нежной дружбой… Я знал, что именно Ляга познакомил Наю с Вараксиным, хвалясь своими всемогущими связями. Но именно он вернул мне ее в то волшебное, пламенное лето, когда я уже считал ее потерянной навсегда.

* * *

Она жила в провинциальном городишке под названием Чепцы. Всю зиму я засыпал ее письмами, но мои «голубки» бесследно исчезали в черной дыре Чепцов.

Следующей весной (это было девять лет назад) я расквитался с кафедрой и приехал в Бережки раньше обычного. С видом безнадежно влюбленного я шатался по окрестностям, сидел у развилки ветлы над вскрывшейся ото льда Варяжкой, заходил в отсыревшую церковь Святого Волка, моля о Ее возвращении.

Весь холодный и дождливый апрель я возился в амбулатории, приводя в порядок помещение и оборудование. Вскоре я смог заняться тем, ради чего и уединился в вымирающей деревеньке. Дни и ночи полетели быстрее.

Как одержимый я копался в рассыпающихся от старости книгах с толстыми, обломанными на углах страницами. Это были оккультные труды и алхимические трактаты, некогда выловленные мною на барахолках и букинистических развалах. Как помешанный я ставил странные опыты, бормотал заклинанья и переписывал старинные рецепты. Безымянный «Свет Египта», «Сфинкс» Овидия и «Апрельская тетрадка» Альберта Великого стали моими постоянными и навязчивыми собеседниками.

За работой я стал меньше думать о Ней. Мое нетерпение и нежность переплавились в раздражение. Я был уверен: она предала наши мечты, она обманула мою юную любовь и ей незачем возвращаться в какие-то унылые Бережки, где без нее сходит с ума очкастый недотепа-лекарь.

Поначалу алхимическая деятельность была выдумана мной, чтобы как можно меньше думать о ней, но многие опыты против ожидания оказались удачными, и меня увлекла эта опасная стезя.

Глубокое и волшебно-реальное знание древних обещало чудо. Отголоски его я встречал и в герметических трактатах египтян, и в сигнатурах Парацельса, и в ведических откровениях Антипыча. Я летел по горячему следу, но тайна жизни вновь ускользала. Обезумев от бесплодных поисков здесь, на земле, я, как запаленный гончак, был готов запрыгнуть даже на небо, чтобы любой ценой настичь и вытеребить тайну.

Я бы наверняка свихнулся, если бы в один из жарких июньских дней меня силой не вернули на землю. Деревянные ступени тряслись и ныли под поступью могучего, тяжеловесного организма, а может быть, как пишут в романах, это была поступь Судьбы.

— Посмотри, сухарь плесневелый, Пилюлькин, тощая примочка, кого я тебе привез! — с порога взревел Ляга. — Звезду, богиню! Уже сегодня знаменитую и всеми любимую… А завтра и подумать страшно… Представляешь, случайно встречаю ее в Доме кино. Она надменно прогуливается под ручку с киношными бонзами, никого не узнает…

Он стиснул мое запястье, намереваясь силой стащить с крутой лестницы.

Ляга и раньше заваливался ко мне с компанией эстетствующих, крепко прокуренных девиц. Я был зверски разозлен его вторжением и собирался резко выставить всю компанию. В первую секунду я не узнал ее, так она подросла и ослепительно похорошела. Угловатый подросток в пропыленных джинсах исчез, растворился в гибком, женственном теле. За несколько месяцев Природа сотворила яркое, неповторимое чудо. И это чудо не осталось незамеченным.

Ляга почтительным шепотом живописал ее успехи. Оказывается, прошлой зимой она, презрев интриги «спонсируемых» участниц, выиграла региональный конкурс красоты и сразу получила приглашение в крупное модельное агентство, она уже слетала на кастинг в Японию, успела поступить во ВГИК, правда, лишь на платное отделение. Засветилась в фильме (маленькая, но яркая роль). Наташка дико знаменита, и каждый день ее расписан по минутам. И заметь, весь этот космический взлет — без поддержки извне. Просто она оказалась лучше всех! Да нет, будь уверен — насильно в этом бизнесе никого в постель не тащат…