Языческий календарь. Миф, обряд, образ - [7]

. Сегодня археологические памятники этой общности получили — по распространенному в погребениях знаковому предмету — название культуры боевых топоров.

…Конец III тысячелетия до н. э. — действительно переломный момент в европейской истории. Что‑то произошло. В течение буквально нескольких столетий носители культуры боевых топоров на уровень обгоняют в развитии своих соседей — как в области материальной культуры, так и в области социальной. Судя по косвенным данным, уже тогда они собирали дань с окружающих племен; примерно с начала II тысячелетия до н. э. начинается мощная экспансия носителей боевых топоров — оружия уникального — в глубину континента.

В середине II тысячелетия до н. э. они знакомятся с бронзой; в бронзовом веке эти балтийские территории становятся очагом очень яркой и самобытной культуры. Бронзовые изделия местных (Скандинавия, Ютландия и др.) мастеров не имеют аналогов нигде в Европе, включая и Средиземноморье; они уникальны и настолько высокохудожественны, что уже одно это позволяет многим авторам рассматривать данный регион как «устойчивый очаг культурогенеза».

…В конце II — начале I тыс. до н. э. «на базе» той части носителей культуры боевых топоров, которая далеко углубилась в континент, складывается прото–кельтская культура (будущий гальштат). Собственно на южном побережье Балтики под влиянием культуры боевых топоров формируется лужицкая археологическая культура — будущие славяне. В Скандинавии и на юго–западе Балтики возникают первые прото–германские племенные объединения…»

Многие из исследователей славянской традиции обращаются в своих штудиях не только к собственно фольклорным произведением, сохранившимся в крестьянской аграрной традиции, но и к литературным переложениям традиционных мифов и образов, из которых мы просто не можем обойти вниманием такую судьбоносную для русской литературы фигуру, как А. С. Пушкина и его сказки.

Изучение этих сказок может многое дать тому, кто стремится постигнуть суть славянской традиции. В том числе и ответ на вопрос — где же то место, которое мы можем считать своим сакральным, мифологическим домом. Место, у которого не может не быть реального географического прообраза…

…Какой рефрен раз за разом возникает в сказках Пушкина, привлекая внимание исследователей, отзываясь в сердце дрожью узнавания?

Море. То самое «синее» море, которое присутствует практически во всех сказочных произведениях великого поэта…

«…Некоторые авторы пытаются ассоциировать море Пушкина с Черным морем, древним Эвксинским Понтом, а Лукоморье — с одним из его заливов. Однако, «дуб зеленый» — не самое распространенное растение черноморских курортов, да и ель на острове Буян, так сильно напоминающая нам Мировое Древо индоевропейцев, скорее указывает нам на север, а не на жаркий юг…

…На Балтике, «у самого синего моря», там, где происходит действие сказок Пушкина, находится наша Родина. Именно к сформировавшейся там, а потом распространившейся от Атлантики до Тихого океана культурной общности мы должны обратиться в стремлении отыскать Дорогу Домой…»

Наши собственные воспоминания о неоднократном пребывании на Балтийском побережье Калининградской области способствуют узнаванию; действительно — вот оно, это место, где падуб и дуб на песчаных дюнах вздымаются над седым побережьем, где стаи лебедей усеивают серебристую морскую гладь, а сумрачные еловые рощи перемежаются с пронизанными солнцем ольховыми лесами, окутанными зеленой дымкой, где пятисотлетние ясени соревнуются в своей кряжистой мощи с двухсотлетними липами, растущими из вовсе необъятных корней — останков и свидетелей величия последних Священных Рощ языческой Европы.

Именно оттуда тянется след славянской культуры, след, распавшийся далее на два — с вычленением собственно славян, распространившихся по материку, и балтов, оставшихся у родных побережий. Кельтские племена ушли на Запад, германские — на Север. Славянам выпал путь на Восход, но только в триединстве наследия «братских» народов можем мы найти ключ, приближающий нас к истинному истоку нашей общей культуры.

«…Историки никогда не зададут себе вопроса, почему культуре боевых топоров наследовали именно три суперэтноса — германцы, славяне, кельты. Именно три — не два, и не четыре, и не пять.

Три — священное число индоевропейцев (да и не только их). Индоевропейская мифология подразумевает три группы богов, индоевропейская традиционная социология — три связанные с ними касты. Боги смерти и магии — каста браманов, магов, жрецов и учителей. Боги войны — каста воинов. И боги плодородия — каста свободных людей, земледельцев, строителей, купцов. Не выше и не ниже в общем смысле. Три начала, без взаимодействия которых невозможен мир.

Единая Традиция наследников культуры боевых топоров разделилась на три ветви. Несложно увидеть, что это разделение отвечает общеиндоевропейскому триадному принципу, и каждый из наших этносов имеет свою «специализацию», несет на себе печать одного из триады высших индоевропейских богов.

Кельты, ушедшие на закат, — магия и смерть.

Германцы, оставшиеся на севере, — война.

Славяне, ушедшие на восход солнца,