Ястреб ломает крылья - [57]

– Знаю. На соседней улице, за переулком.

– Вот и дуй не стой туда.

…Прохор Пимокатов совершенно трезвый сидел на крылечке старой избы и, завернув до колен широченные «клеши», растирал ладонями оголенные икры ног. Возле крыльца стояла большая картонная коробка полная мусора. Поверх нее лежала метла. На вопрос Кухнина – как дела? – «божий человек» привычно выставил руку с оттопыренным большим пальцем:

– На ять!

– Отдыхаешь? – спросил Кухнин.

– Отдыхаю. Ноги судорога сводит.

– Не работая, устал?

– Ты что говоришь. У пяти торговых точек порядок навел, – Прошка показал на коробку с мусором. – Видишь, короб доверху отходами загрузил. Вечером сожгу в печке.

– Почему у «Марианны» сегодня не подметал?

– Пусть сама хозяйка подметает. Я щас спать лягу.

– Обиделся на Парфеновну?

– Не, боюсь, она голову мне оторвет.

– За что?

– За магазинные окошки.

– Которые ночью прострелили?

– Ну.

– А при чем там ты?

– Моя работа.

– Чего-чего?… – от неожиданности Кухнин замешкался. – Как твоя работа?…

– Вот так… – Прошка изобразил позу, будто держит в руках автомат, и, содрогаясь словно от стрельбы, «застрочил» языком: – Ду, ду, ду, ду, ду…

– Ты где автомат взял?

– Юлиан Дурдин подарил.

– А кто научил стрелять?

– Тоже Юлиан. Там научиться проще простого.

Кухнин, присев рядом с Пимокатовым, спросил:

– Когда и для чего Дурдин вручил тебе «подарок»?

– Он велел об этом никому не рассказывать, – простодушно ответил Прошка. – Если кому-то расскажу, обещал голову оторвать.

– Но мне-то можно рассказать. Я в милиции служу и заступлюсь за тебя.

– Правда, заступишься?

– Истинная правда.

Недолго поколебавшись, Пимокатов стал рассказывать. Когда он вымыл дурдинскии джип, Юлиан достал из машины автомат и стал показывать, как из него стрелять. Надо было всего-то оттянуть до упора затвор, а потом нажать указательным пальцем на спусковой крючок и не отпускать до той поры, пока стрельба не прекратится. Убедившись, что Прошка усвоил простецкий прием, положил автомат в Прохорову коробку под мусор, велел утащить домой и запрятать. После наказал прислушиваться к разговорам. Если появится слух, что Юлиан арестован, надо среди ночи тайком стрельнуть по какой-нибудь торговой точке и, отстрелявшись, утопить автомат в реке.

– От кого узнал, что Дурдин арестован? – спросил Кухнии.

– Настя Веснина сказала.

– И ты вместо «торговой точки» отстрелялся по «Марианне»?

– Ну, я же не дурак, чтобы делать беду хорошим людям. Пусть теперь вредная Римма Парфеновна чинит оковки и разбирается со своим сыном.

– Где прятал автомат?

– Дома, в подполе под картошкой.

– А после стрельбы куда его дел?

– Утопил.

– В реке?

– Нет.

– А где?

– На бутылку пива дашь? – вместо ответа спросил Прошка.

Кухнин достал десятирублевку. Пимокатов посмотрел ее на просвет, будто хотел убедиться, не фальшивая ли купюра, аккуратно сложил вчетверо и, спрятав в карман «клешей», предложил:

– Пойдем, покажу.

Он провел Кухнина по заросшему муравой двору к колодцу с обветшалым срубом. Указав пальцем в колодец, сказал:

– Там.

– И как его оттуда достать? – спросил Кухнин.

– Удить надо.

– Какой удочкой?

– У меня крюк на веревке есть. Выуживаю им ведро, когда нечаянно уроню.

– Давай, Прохор, этот крюк и позови двух соседей в понятые.

– Петровича с Митяней можно позвать?

– Митяня не детского возраста?

– Ты что говоришь. Парень из армии недавно вернулся. А Петрович до пенсии железнодорожником работал.

– Зови их.

Поочередно с понятыми Кухнин «удил» без малого час. В конце концов все-таки зацепил крюком за ремень и вытащил из колодца целехенький автомат Калашникова. В рожковом магазине автомата не было ни единого патрона.

– Теперь составим протокол выемки, – обращаясь к понятым, удовлетворенно проговорил участковый.

Когда Кухнин с автоматом вошел в кабинет Голубева, Слава от радости едва не заплясал.

– Немедленно к Тимохиной на экспертизу! – воскликнул он. На следующий день Тимохина сделала заключение, что именно из этого «Калашникова» были застрелены Шиферова и Ремер. Для большей убедительности экспертизу продублировали в лаборатории оружейников областного Управления. Результат оказался тот же. Главная улика была найдена, и Лимакин вплотную приступил к серьезной следственной работе. С утра до вечера он допрашивал потерпевших автомобилистов, свидетелей и подозреваемых. Собирал уточняющие сведения, проводил опознания и очные ставки.

Через две недели кропотливой работы сбылось предположение Антона Бирюкова. Первым из троицы друзей стал давать искренние показания Михаил Хомяков. После очной ставки с ним мало-помалу разговорился Николай Зырянов. Дольше всех полностью отрицал всяческую вину Юлиан Дурдин. Однако, прижатый неопровержимыми фактами, и он вынужден был, хотя и с оговоркой «частично», признать свое участие в многочисленных поборах на автотрассе и в двух кровавых преступлениях. Полная картина с подробным описанием создания криминальной банды и ее деяний высветилась по завершении следствия, когда объем Уголовного дела распух до двенадцати толстых томов. Перед тем, как утвердить обвинительное заключение, занявшее пятьдесят страниц убористого компьютерного текста, прокурору Бирюкову потребовалось почти полмесяца, чтобы внимательно проанализировать все нюансы преступлений.