Ястреб и голубка - [82]

В массивном дубовом комоде хранились толстые теплые одеяла и меховые покрывала, а в шкафу из атласного дерева — множество комплектов сухой одежды для капитана.

Когда Шейн вошел в каюту, оказалось, что он промок до костей. Он не стал изменять своей укоренившейся привычке — немедленно сбрасывать с себя все промокшее платье, прежде чем оно успеет оставить мокрые пятна по всей каюте. Сабби наблюдала, как он быстрыми и сильными движениями обтирает грудь полотенцем, и, не в силах сопротивляться искушению, взяла другое полотенце и начала растирать ему спину.

Вначале у него зуб на зуб не попадал от холода, и все же, на удивление быстро, растирание помогло ему согреться. Он попытался было заключить Сабби в объятия, но она воспротивилась этому.

— Сначала дай мне посмотреть на твою рану, — мягко попросила она.

Он послушно поднял руку, но, услышав, как тихонько ахнула Сабби, немедленно опустил ее.

— Дай посмотреть, — настаивала она.

— Ну нет, это слишком уродливая штука, чтобы показывать ее даме с тонкими чувствами. Тебе будет противно.

— Твое тело для меня — радость и чудо, — возразила она.

Ее пальцы пробежали вдоль его ключицы, через выступающие бугры мышц плеча — и вниз, к лопатке, где буйствовал дракон. От прикосновения Сабби Шейна кидало в дрожь; он изнемогал от желания заняться с ней любовью. Она подняла его руку, и на сей раз он не противился. Шрам был багрово-красным и покрытым морщинами.

— Шрам у тебя так и останется на всю жизнь. Надо нам было как-то стянуть края раны, — сказала она с сожалением.

Он покачал головой.

— Барон — опытный лекарь. Он оставил рану открытой специально, чтобы вышел весь яд.

То, что последовало за этим, ошеломило и потрясло его: сколь это ни было невероятным, она прижалась губами к ужасному шраму и осыпала его поцелуями.

— Проклятье, что за бесовские проделки ты себе позволяешь! — ахнул он, когда волна страсти прокатилась по его телу.

Она улыбнулась ему и прошептала:

— Ну что вы, милорд, это же вы сами открыли мне, каким образом язык может послужить любовному таинству.

— Хорошо, что я, а не кто-то другой, — хрипло проговорил он; его уверенные пальцы уже точными движениями расстегивали на ней платье. Когда она была полностью раздета, он высоко поднял ее на руках, а потом стал медленно опускать, так что их тела все время соприкасались, — и опускал до тех пор, пока его могучее орудие не скользнуло, как в ножны, в ее горячий тугой центр. Ладонями он прижал к себе округлости ее бедер и так, не разъединяясь с ней, донес ее до высокой постели.

Ее руки нежно обвивались вокруг его шеи; каждый его шаг на этом пути приводил к тому, что он проникал в нее все глубже и глубже, и каждый его шаг порождал в ней желанную дрожь ожидания. Он не лег сам и не уложил в постель ее — он присел на край койки.

— Милая, обними меня… ногами, — то ли попросил, то ли приказал он, и она задохнулась от несказанного сплава боли и наслаждения, когда он по самую рукоять вогнал в нее свой тяжелый скипетр и прижал ее к себе еще теснее — хотя это и казалось невозможным.

Их губы слились — и он начал вовлекать ее в головокружительную, сокровенную игру «напрягись-расслабься», когда в их телах вершился единый ритм захвата и освобождения.

Волны наслаждения нарастали и откатывались снова и снова, и так продолжалось, пока она не зарыдала от жажды завершения. Он уже так умел прислушиваться к зову ее тела, что точно подгадал момент. Они рухнули в водоворот одновременно, и имя каждого слетело с губ другого.

Теперь они лежали, не размыкая объятий.

Качка корабля убаюкивала их, словно детей в колыбели. Через два часа он проснулся: пора было возвращаться на палубу.

— Куда ты? — пробормотала она сквозь сон.

— Мне не хотелось тревожить тебя, любимая. Я капитан этого корабля, ты помнишь?

Я никогда не оставляю палубу дольше чем на три часа.

— А для меня ты сделаешь исключение.

— Пять минут, — уступил он.

Он лег на спину и подтянул ее к себе, так что ее спина покоилась у него на груди.

— Ах, Сабби, все мои чувства полны тобою, — сказал он, вдыхая волнующий аромат ее волос и разогретого сном тела. — И мои мысли тоже. — Он помолчал, а потом выговорил почти шепотом:

— И сердце. — Он отвел ее волосы с затылка и поцеловал ее в шею. — Обожаю твои волосы… и не могу на них наглядеться.

— Нет, уж лучше постарайся на них наглядеться сейчас. Королева хочет, чтобы я их остригла — а ей из них смастерят парик.

Он бесцеремонно сбросил ее со своей груди на постель и в мгновение ока был уже на ногах.

— Я запрещаю! — возмущенно закричал он.

— Шейн, у меня нет выбора — это было равносильно приказу.

— Равносильно наглому вымогательству!

Сабби, об этом и речи быть не может! Я куплю волосы для ее чертова парика. Есть множество женщин, которые готовы продать свои волосы или любую другую часть тела. Ты только предоставь это мне, — сказал он, всем своим видом давая понять, что разговор окончен.

Мысль о королеве, выступающей как пава и красующейся в парике из волос низкопробной шлюхи из борделя, немало позабавила Сабби. Потом она скорчила гримасу, подумав о том, сколько борделей придется обойти Шейну, прежде чем он найдет особу с волосами нужного оттенка!