Ястреб и голубка - [78]

Сабби высвободила руку и резко осадила его:

— Я позабочусь о себе сама! Мне никогда не известно, куда ты подался, так что у меня нет выбора. Пойду-ка я наверх, прежде чем явится этот самонадеянный грубиян. Видеть его не желаю!

— Он оскорбил тебя, голубка?

— Он с такой насмешкой отзывался о независимости англичанок! Бахвалился, что в Ирландии получаются примерные жены, потому, видите ли, что их регулярно тискают в постели и охаживают по мягким местам! — Глаза у нее сверкнули. — Ну, а я ему на это сказала: уверяю вас, Шейн тискает меня в постели регулярно и управляется с моими мягкими местами всегда, когда мне это потребуется!

— Ирландская врунья! — прошептал Шейн и поднес к губам ее руку.

Пальцы этой руки оставались жесткими и холодными, и она высвободила их с откровенным нежеланием идти на мировую.

Сабби вышла из-за стола, и остальные последовали ее примеру. Когда Фиц помогал Джорджиане подняться с кресла, она бросила через плечо:

— Я решила на весь зимний сезон перебраться в Хокхерст-Мэнор. Это всего лишь сорок миль пути… Я была бы рада вашему обществу, если, конечно, деревня не нагоняет на вас смертельную скуку.

Он галантно отозвался:

— В вашем обществе, миледи, я никогда не соскучусь. Не удивляйтесь, если я пойму ваши слова буквально и действительно заеду повидать вас.

Она искоса взглянула на него так, что у него дух перехватило.

— Сделайте милость, приезжайте, — пригласила она.

Барон откланялся под тем предлогом, что ему пора уходить, но на самом деле он намеревался переодеться и поспеть вовремя, чтобы сопровождать Шейна в Ирландию. Если бы он прикрывал друга с тыла в злосчастную ночь, когда тот встречался с О'Нилом, Шейн не получил бы ужасную рану в бок, которая едва не стала смертельной.

Поднимаясь по лестнице, Сабби услышала доносящийся с площадки перед подъездом звук шагов и предоставила отцу, матери и сыну возможность без помех насладиться редким удовольствием побыть вместе.

— Хью! — ахнула Джорджиана, узнав резкие крупные черты О'Нила.

Он окинул неодобрительным взглядом ее нарядное платье с глубоким вырезом, бриллиантовое ожерелье и кружевной веер, которым она так грациозно обмахивалась; но цветущая полнокровная женщина, украсившая себя этими финтифлюшками, ни в малой степени не утратила в его глазах своего очарования.

Как ни странно, Шейн больше не боялся оставить их лицом к лицу. Каждый из них был хозяином своей жизни — им и решать, как быть дальше.

— Пойду переоденусь. Через полчаса буду готов, — сказал Шейн, оставляя их наедине.

Сабби была удивлена, обнаружив, что Шейн последовал за ней наверх. Удивлена и обрадована. По крайней мере, это означало, что кое-какую власть над ним она имеет. Подняв брови, она холодно заметила:

— Я думала, мы уже попрощались.

— Богом клянусь, Сабби, из-за тебя можно рехнуться. Зачем ты возводишь между нами барьеры? Хочешь посмотреть, как я их стану крушить?

— Это ты ставишь барьеры! Ты в любую минуту можешь сорваться с места, и я до последнего момента ничего об этом не буду знать. А когда ты возвращаешься и тебе требуется, чтобы я согрела тебе постель, ты считаешь, что можешь поманить меня мизинцем — и я тут же прибегу?

— Ты ведешь себя как сварливая жена. Жена мне отнюдь не требуется. Одна уже у меня есть, припоминаешь? — глумливо поинтересовался он.

— Об этом прежде всего должен помнить ты! Да при твоей-то заботе о ней она давно могла отдать Богу душу!

Доведенный до белого каления, он воздел руки к небесам:

— Вот я и дождался! Теперь моя любовница изображает мою жену.

Она прижала ко рту ладонь — чего доброго, у нее вырвется признание, что она и есть его жена. Во что бы то ни стало она должна приберечь в рукаве этот козырь — приберечь до того момента, когда раскрытие тайны сможет принести ей наибольшую выгоду.

Двумя крупными шагами он приблизился к ней вплотную. Она довела его до предела. Он грубо прижал ее к себе и наградил прощальным поцелуем, не оставляющим сомнений насчет того, кто здесь хозяин. Почувствовав, как начинает понемногу ослабевать ее сопротивление, он высокомерно бросил:

— Когда вернусь, пошлю за тобой слугу.

Сабби так и осталась с открытым ртом.

«Да провались ты к черту в пекло, Хокхерст», — мысленно возопила она.

На верхней площадке лестницы Шейна ожидал Барон. Снизу доносились голоса, и оба, не сговариваясь, прислушались.

— Ты куда больше похожа на англичанку, чем на ирландку, женщина! Вроде вашей королевы — проводишь слишком много времени на охоте, раскатываешь верхом, сидишь за картами, сплетничаешь с глупыми бабенками и просаживаешь монеты на побрякушки. — Он шагнул к ней и бесцеремонно схватил за плечо. — А я все равно хочу тебя, лапушка. Возвращайся-ка ты со мной в Ирландию!

Джорджиана невольно сравнивала его с другим — с тем, кто провел с ней рядом минувший вечер.

Тот, кто стоял перед ней сейчас, не утратил грубой привлекательности самца. Но она острее, чем прежде, ощущала отталкивающую сторону его натуры — злобную, самодовольную потребность повелевать. Жажда власти разрослась в нем настолько, что была уже почти сродни безумию. Он вбил себе в голову, что должен стать королем Ирландии, взойти на ирландский трон, и не намерен был соглашаться на меньшее или задумываться: кем или чем придется пожертвовать. Теперь она понимала, что и сама внесла свою лепту в эту череду жертв. Она отдала ему Шейна, полагая, что такого замечательного сына он будет заботливо пестовать, а вышло наоборот. Он безжалостно использовал Шейна для достижения собственных целей и намеревался использовать в будущем. Только смерть могла положить этому конец, и она горячо молилась, чтобы дело не завершилось столь плачевно.