Ящик водки. Том 1 - [37]
Комментарий
В 84-м в Калугу приезжал Окуджава. Когда-то, в 50-е, он там работал в газете со смешным названием «Молодой ленинец». И вот он пришел в редакцию, в Дом печати, где тогда еще работали его бывшие сослуживцы. Собрались в кабинете главного редактора «молодежки». Народу набилось — не протолкнуться. Наверно, грела не столько его слава — сколько то, что можно своими глазами посмотреть на свободного человека. Пишет и делает что хочет, и ему за это ничего, вот, жив-здоров, рассказывает про Париж, из которого недавно прилетел! Он был как человек с другой планеты. Совершенно фантастическая, по тем временам особенно, у него была открытость. Он легко рассказывал про то, как ходил в рейды с дружинниками, которые разрезали пойманным стилягам узкие штаны. И после ругал этих стиляг в газете. Ну, было такое, да — но никто ж человека за язык не тянул.
После узким коллективом повели Окуджаву к кому-то домой, и там церемонно пили почему-то не водку — но чай с вареньем, которого высокий гость, впрочем, не любил. В узком этом кругу Окуджава рассказал, как в Париже примерял к себе эмигрантскую жизнь: выходил из гостиницы и ходил по городу, представляя себе, что он уже не турист, но невозвращенец. Ощущения ему не понравились. Поэтому он каждый раз возвращался. Мне было тогда непонятно — как так человеку может не подходить парижская жизнь? Лукавит, наверно…
Окуджава приехал тогда на машине. Он тогда ездил на «Жигулях». Сперва несколько лет — без прав. Когда его ловили, говорил, что забыл права дома. Ему почему-то верили. Машина была ему дорога тем, что давала иллюзию свободы. Так и сказал — «иллюзию свободы». А ведь это таки точно!
Свинаренко: Но сперва ж надо было уехать… А ведь на все поездки нужно было испрашивать разрешение в райкоме КПСС по месту жительства. Даже беспартийным! На производстве характеристику подписывала тройка — то есть, пардон, треугольник. Так, парторг Миленушкина — симпатичная дама, юморная такая, — отказалась мне вписывать ритуальную формулировку «морально устойчив». Логика была такая: она соглашается, что на работе я вроде не устраиваю оргий, но за мое свободное время поручиться не может. Это, впрочем, мне не помешало собрать документы. Я фактически уже собирался в путь, меня уже начинало волновать — как я буду отдавать взятые в долг на эту самую поездку деньги. И придумал слать кредиторам с Запада джинсы или там еще что — в общем, натурой расплачиваться. Я, значит, уже английский подучивал и французский, как дурак, про Мегрэ читал адаптированные книжки.
При советской власти иностранные языки специально преподавали так, чтоб люди не могли разговаривать, слушать радио на иностранных языках и смотреть вражье ТВ там, где оно ловилось. А самое главное — чтоб человеку страшно было думать про эмиграцию. Ну, сбежит он туда, где он и так не очень нужен, да еще и без языка? Задумано тонко, выполнено с размахом. Миллионы граждан годами учили языки в школах и вузах, успешно сдавали экзамены, а умели разве только со словарем перевести текст про классовую борьбу. А ведь языки нелишне было б людям знать в свете всеобщей воинской повинности и наличия вероятного противника в ассортименте. Но — идеология тут пересилила соображения военной выгоды.
Еще несколько штрихов. При царизме широкие массы бывших гимназистов замечательно знали языки — хотя технических средств обучения еще не изобрели, а международные контакты были вялыми. Но в СССР же тыщами жили всякие беженцы, политэмигранты, студенты из разных стран — так что с хорошими преподавателями из числа носителей языка (языков) не было проблем. На радио и на ТВ вести внятные учебные программы никто не мешал… Учи — не хочу! Но — другие задачи ставились перед нами.
Объективности ради надо тут сказать, что зря наши комплексуют перед какими-нибудь голландцами и шведами, очень бойко болтающими по-английски. Все-таки для них английский — язык родственный (через латынь, которая торчит из всех почти европейских языков тут и там), как для русских — языки славянские. Последние у нас, правда, тоже не знают — но уже по другой причине: их не очень высокой практической ценности.
Свинаренко: И тут один знакомый, про которого все знали, что он близок к комитету, мне сказал такую вещь. Что я точно получу официальный отказ, а это все равно что волчий билет, и после даже в соц-страны не смогу ездить — куда сейчас меня, разведенного, пьющего и неблагонадежного, комитетчики выпускают с горем пополам. И что лучше мне заявление свое отозвать. Что я и сделал…
— Не удалось тебе сбежать на Запад. Хотя — это попытка неочевидная. Настоящее бегство — это когда тебя берут на границе, а у тебя на подошвах коровьи копыта или ботинки задом наперед, а перед этим еще скупка валюты…
— Ага, и секретного завода план, чтоб на первое время как-то перебиться.
— А такого ничего, насколько я понял, не было. Вялая у тебя была попытка бегства — вялая, как и вся тогдашняя жизнь. Как в анекдоте, когда кукурузник пикирует на сарай: «Яка держава, такий i теракт». Там мог быть и диалог типа: «Ну, зачем тебе бежать? Мы ж тебя все равно догоним…» Вообще 84-й год — самый пик вялости совка.
С одной стороны, это книга о судьбе немецких колонистов, проживавших в небольшой деревне Джигинка на Юге России, написанная уроженцем этого села русским немцем Альфредом Кохом и журналистом Ольгой Лапиной. Она о том, как возникали первые немецкие колонии в России при Петре I и Екатерине II, как они интегрировались в российскую культуру, не теряя при этом своей самобытности. О том, как эти люди попали между сталинским молотом и гитлеровской наковальней. Об их стойкости, терпении, бесконечном трудолюбии, о культурных и религиозных традициях.
С начала 90-х гг., когда за реформу экономики России взялась команда Егора Гайдара, прошло уже немало времени, но до сих пор не утихают споры, насколько своевременными и правильными они были. Спас ли Гайдар Россию от голода и гражданской войны или таких рисков не было? Можно ли было подождать с освобождением цен или это была неизбежность? Были ли альтернативы команде Гайдара и ее либеральному курсу? Что на самом деле разрушило Советский Союз? Почему в стране так и не была построена настоящая либеральная экономика и реформы «застряли» на полпути? Что ждет нас в будущем?Эти и другие важные события из истории России обсуждают сами участники реформ 90-х.
Два циничных алкоголика, два бабника, два матерщинника, два лимитчика – хохол и немец – планомерно и упорно глумятся над русским народом, над его историей – древнейшей, новейшей и будущей…Два романтических юноши, два писателя, два москвича, два русских человека – хохол и немец – устроили балаган: отложили дела, сели к компьютерам, зарылись в энциклопедии, разогнали дружков, бросили пить, тридцать три раза поцапались, споря: оставлять мат или ну его; разругались на всю жизнь; помирились – и написали книгу «Ящик водки».Читайте запоем.
Признаться, я уже давно привык к тому, что "во всем виноват Чубайс". Эдакое всенародное пугало, бездушный истукан. Одним словом — "Чубайс на ваши головы!" Оправдываться не собираюсь: я не девушка и не кандидат в депутаты, чтобы всем нравиться. Но все — таки в одном, принципиальнейшем, как мне кажется, вопросе мне бы очень хотелось быть понятым своими соотечественниками. Были ли у меня и моих соратников по приватизации ошибки? Конечно, были, но пусть в нас бросит камень тот, кто, активно участвуя в проведении российских реформ, не делал их.
Эта книга — рвотное средство, в самом хорошем, медицинском значении этого слова. А то, что Кох-Свинаренко разыскали его в каждой точке (где были) земного шара, — никакой не космополитизм, а патриотизм самой высшей пробы. В том смысле, что не только наша Родина — полное говно, но и все чужие Родины тоже. Хотя наша все-таки — самая вонючая.И если вам после прочтения четвертого «Ящика» так не покажется, значит, вы давно не перечитывали первый. А между первой и второй — перерывчик небольшой. И так далее... Клоню к тому, что перед вами самая настоящая настольная книга.И еще, книгу эту обязательно надо прочесть детям.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.
«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.
Сборник «Поговорим о странностях любви» отмечен особенностью повествовательной манеры, которую условно можно назвать лирическим юмором. Это помогает писателю и его героям даже при столкновении с самыми трудными жизненными ситуациями, вплоть до драматических, привносить в них пафос жизнеутверждения, душевную теплоту.
С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе.