Ящер - [4]

Если бы этот огромный зеленый ящер проявил злость, рвение, хоть что-нибудь, было бы не так жутко. Но он охотился равнодушно, без всяких эмоций, и сознание этого отнимало у меня последние силы. В конце концов, когда он загнал меня в тупик среди скал, я был готов сдаться сам, лишь бы положить конец леденящему ужасу неизбежности. Я тупо подумал, не скрывался ли рядом с ним, в камнях, еще один доисторический зверь, и не сожрал ли этот зверь владельца перочинного ножа — Корди, или Кординга, так его звали.

Мысль о ноже принесла проблеск надежды. Я вспомнил, что в кармане у меня лежит надежный складной нож, с немалыми усилиями достал его и раскрыл лезвие. Щупальца ящера приближались ко мне, шевеля ободками мясистых пальцев. Я взмахнул ножом, лезвие скользнуло по броне. С таким же успехом я мог бы атаковать железный рельс.

И все-таки попытка не прошла даром. В каждом из нас, где-то глубоко, таится животная страсть к сражению, и в тот миг моя страсть пробудилась. Я не знал, сумею ли победить, но собирался нанести врагу как можно больший урон, прежде чем он меня схватит. Я дернулся, наступил одной ногой на спину зверя и перескочил через него. Ящер издал прежний тонкий, тихий крик и помчался за мной.

С бешеной скоростью мы метались, вертелись, прыгали и падали среди скользких валунов, и всякий раз, когда мы оказывались рядом, я бил зверя ножом. Мне так и не удалось найти слабое место в его броне. Грубая шкура прогибалась под ударами, но это было все равно, что пытаться проткнуть палкой толстый кожаный ремень.

Было понятно, что долго я не продержусь. Ящер набирался сил, энергии и, вероятно, тупой ярости, а я с каждой минутой все больше слабел и уставал; я был весь в синяках и царапинах.

Наконец я споткнулся и упал. Зверь по инерции неуклюже пронесся мимо, не успев остановиться. В отчаянии я обхватил рукой и коленями травянисто-зеленый хвост и свободной рукой изо всех сил ударил ящера ножом в нижнюю часть тела.

Это наконец-то разбудило его. Он корчился, бросался в разные стороны и бился в неслыханной ярости. Крик зверя становился все пронзительней и достиг громкости паровозного гудка. Я упорно держался за его хвост и наносил свои жестокие удары. Громадный зверь изогнулся и попытался достать меня; но тщетно закидывал он назад синеватые щупальца — дотянуться до меня он не мог. И затем, увлекая меня за собой, он перестал метаться по пещере и ковыляющим аллюром направился прямо к воде.

Лишь у самой воды я разжал руки. Я видел, как ящер бросился в воду; поплыл, поводя мощным хвостом; нырнул и навсегда исчез.

Что было дальше? Я погрузился в воду вслед за ним и поплыл, отчаянно работая руками и ногами. Я плыл так, как не плыл никогда в жизни — плыл, спасая саму жизнь, к противоположному берегу. Если бы я помедлил, собрался с мыслями, я никогда бы на такое не осмелился. Теперь или никогда! Я мог либо рискнуть и встретиться с ужасами пещерных туннелей, либо остаться на месте — и угодить в пасть чудовища.

Не знаю, как я переплыл озеро и выбрался на берег. Не могу сказать, как мне удалось пересечь извилистую пещеру и залитый водой коридор. Не знаю, преследовал ли меня ящер. Каким-то образом я выбрался на свет, покачиваясь и спотыкаясь, как пьяный. Неверными шагами я пересек пустошь и оказался в деревне; люди разбегались в стороны при виде меня. В таверне хозяин завопил так, будто я принес чуму. Видно, я весь пропах невыносимым мускусным запахом, хотя сам этого даже не замечал. С меня сняли провонявшую одежду; меня уложили в постель; пришел врач и дал мне настойку опия. Двенадцать часов спустя я пришел в себя и с тех пор благоразумно держал язык за зубами. Вся деревня желала знать, откуда взялся мускусный запах, но я только отнекивался и твердил, что не помню. «Думаю, я провалился в какую-то расщелину», — говорил я.

Но этом заканчивается мой рассказ. Я больше не спускаюсь в пещеры и отказываюсь помогать тем, кто их изучает. Если владелец ножа с белой рукояткой еще жив, мне хотелось бы поговорить с ним и сравнить пережитое нами; но если, как я обоснованно подозреваю, он мертв, эти страницы могут заинтересовать его родных. В Кетльвелле и других деревнях в округе о нем никто не слыхал; вполне может быть, что он добрался сюда по дороге Пейтли-бридж и затем пересек холмы. На ноже была нацарапана фамилия Кординг или Корди. Не уверен, как будет правильно. Меня, как я уже сказал, зовут Мак-Крей, и обо мне можно справиться на почте в Кетльвелле. Правда, я больше не охочусь на тамошних болотах и вересковых пустошах. Не могу дышать воздухом тех мест. В нем чувствуется какая-то зловещая примесь.