Ясень - [5]

Толпа дрогнула. Соседка Керин повернула голову, и Керин поразилась пустоте ее лица.

"…Леська, дочь Тораса, из веси Пастушьей.

Керин из веси Пастушьей…"

Глашатай запнулся, пробежал глазами по свитку. Все молча ждали.

"…Вглядитесь в их лица, запомните их имена! Избранным для Искупления Вольный Ясень дарует право: в течение двух недель жить, где они пожелают и как пожелают. Ни один житель Вольного Ясеня не может отказать им в просьбе, если она не противоречит следующему запрету: покидать пределы Вольного Ясеня и снимать знаки Избрания, которые сейчас будут выданы…"

Глашатай говорил еще что-то о вечной благодарности города, но его никто не слушал: ни те, кто благодарил, ни те, кого благодарили.

На помост поднялся кузнец. Два подмастерья несли за ним поднос и инструменты. На подносе лежали черные с серебром браслеты в виде дракона, кусающего себя за хвост. Каждый из десяти по очереди протягивал руку. Мастер надевал браслет, подкладывал кусок бересты и ловко запаивал концы. Лицо его было мрачно. Закончив работу, он молча ушел.

Прогудели рога, возвещая конец церемонии. Люди медленно разошлись. Спустились старшины, отошел в сторону глашатай. На помосте остались только десять Избранных. В надвигающихся сумерках ярко белели их одежды.

Керин и Леська сошли с помоста, держась за руки. Керин почувствовала, что рука подружки мелко дрожит. Она остановилась, заглянула Леське в глаза, ободряюще улыбнулась и та слабо улыбнулась в ответ. Их обогнала темноволосая Наири. Она шла быстрым, почти мужским шагом, ни на кого не глядя. Товарищи по несчастью расходились. Вскоре на площади никого, кроме Керин и Леськи, не осталось.

— Ну, что? — тихо спросила Керин. — Куда пойдем?

Леська подняла на нее жалобный взгляд:

— Не знаю. Мне страшно, Керин. Сделай что-нибудь!

Керин обняла Леську:

— Сделаю. Вместе сделаем. Две недели у нас: за это время можно рыбу научить летать, право. Ничего плохого не случится, веришь?

— Верю, — всхлипнула Леська. — Только меня эти напугали… И вот, — она подняла руку, — браслет. Не избавишься.

— Избавимся. Только ты не поддавайся, понимаешь? Ты повеселись, Леська. Была ты в Ясене?

— Была, давно только.

— Вот и хорошо. Весь город твой, помнишь, что глашатай сказал? Ты веселись и о плохом не думай.

— А ты?

Керин рассмеялась, тряхнула головой. В глазах ее вспыхнули золотые искорки.

— А я буду искать. Кто ищет, тот находит, верно?

Долго бродила Золотоглазая в тот вечер по извилистым, тесным, как щели в камнях, улицам Ясеня.

Солнце зашло, и жизнь города постепенно замирала. Затихал в конце златокузнецов певучий перезвон молоточков, над улицами литейщиков и оружейников рдели, расплываясь в смутном небе, дымы, менялы захлопывали створки окошек в лавках, дергали, проверяя на прочность, засовы. Улицы пустели.

Почти никого не встретила Керин на своем пути. Ей было холодно и одиноко. Хотелось, чтобы кто-нибудь большой и сильный подошел к ней, пожалел, спас ее и других Избранных от смерти. Вот только некому было их спасти — город, весь город, обязанный по закону помогать ей, самого главного не хотел для нее сделать.

Придется самой убить Дракона. Но как?

Неожиданная мысль остановила ее:

"Глупая! Чтобы убить Дракона, нужно оружие, любое оружие! А за оружием надо идти к оружейникам, — она даже улыбнулась. — Конечно! Только надо действовать тайно. Вряд ли Старшины вообще позволят сражаться. Как жаль, что она никого в Ясене не знает. Но она найдет! Только б успеть!"

Эта ночь была беспокойной: все пять девушек собрались в одном покое, чтобы не было так тоскливо, но стало только хуже. Круглолицая сероглазая Мирна расплакалась и Флена (невысокая, пухлая, с добрым лицом и толстой косой) бросилась ее утешать, да не выдержала сама. Леська послушала их согласный плач, помянула морока и завернулась с головой в одеяло. Керин тоже задремала. Только Наири по-прежнему сидела в углу, похожая на изваяние. За весь вечер она не вымолвила и слова.

Утром девушки разбрелись. При свете все казалось не так страшно: две недели были бесконечными, а город полным сказочных соблазнов. Если б только не черные браслеты, сомкнувшиеся на запястьях!..

Керин не сразу пошла в квартал оружейников.

Сначала — мимо рыбных лавок, пахнущих мокрой чешуей и горячей солью, мимо хлебных печей, стоящих прямо на улице, мимо густого запаха застоявшейся крови из мясных погребов — вниз, к бережку широкой и ленивой реки Ясеньки, надвое рассекавшей город.

У пустых торговых причалов на желтых волнах колыхались солома и обрезки кожи. Мальчишки, звонко перекрикиваясь, удили рыбу с мостков. Рядом, косясь на них, бродила ободранная чайка.

По берегу Керин вышла в садовый квартал и углубилась в узкие, с двух сторон огороженные глухими заборами улочки. За заборами буйно зеленели сады, пробивалась в щели неукротимая малина, ветви яблонь, не зная преград, наклонялись к прохожим. Изредка яблоко срывалось с ветки и с глухим стуком падало под ноги.

Одно такое яблоко подняла Керин и, с хрустом надкусив, продолжила свой путь. Если бы кто чужой увидел ее сейчас, то позавидовал бы легким и беспечным шагам, ясной улыбке. Но прохожих не было, только псы, дремавшие в теплой пыли у заборов, провожали ее ленивыми взглядами.