Яростная Калифорния - [33]

— Сенатор Кеннеди?

— Ну что ж, я продолжил бы переговоры в Париже. В то же время от правительства в Сайгоне я ожидал бы переговоров с Национальным фронтом освобождения. Я возражал бы против позиции сенатора Маккарти, если я ее правильно понял, — против навязывания коалиционного правительства властям в Сайгоне, против коалиции с коммунистами еще до начала переговоров... И я бы положил конец операциям «найди и уничтожь», которыми заняты американские войска, и возложил бы бремя конфликта на южновьетнамских солдат и войска. И со временем я бы добивался, чтобы южные вьетнамцы все больше брали на себя бремя конфликта. Я никак не могу согласиться с тем, что здесь, в Соединенных Штатах, мы призываем молодого человека и посылаем его в Южный Вьетнам сражаться и, может быть, умирать, в то время как в Южном Вьетнаме молодой человек, если он достаточно богат, может откупиться от призыва...

— Ловкий парень, — громко пробормотал кто-то в нашей комнате, выставляя оценку первому раунду. Сенатор от штата Нью-Йорк, пожалуй, выиграл очко. Оба высказались за деэскалацию войны, но Кеннеди подошел к делу практичнее: войну сразу не кончишь, никакой американский политик не пойдет на «капитуляцию», и пусть помирают вьетнамцы — ведь это их война в конце концов, но важны экстренные меры, чтобы спасти американские жизни, чтобы немедля сократить американские потери. Нужна «деамериканизация» войны. Гробы в звездно-полосатой драпировке, транспортируемые самолетами и судами через Тихий океан для погребения на национальных кладбищах, — вот что больнее всего задевает американцев. Свежих могил все больше, и здесь, в Сан-Франциско, каждый день вскрывают землю на военном кладбище возле моста «Золотые ворота»...

Пятеро за столом продолжали свой разговор спокойно и даже небрежно, но для двух это было ристалищем, проверкой выдержки, зрелости, опытности — они бились за президентство в ядерно-ракетно-электронный век.

В нашей комнате разношерстная судейская коллегия корреспондентов выставляла очки, в общем-то деля их поровну. Оба сенатора физически привлекательны. Оба католики, с ирландскими предками. Свою заявку на Белый дом Кеннеди подкрепляет тремя годами деятельности в Национальном совете безопасности и на посту министра юстиции, Маккарти — двадцатью годами в конгрессе. Оба критикуют Линдона Джонсона и его вьетнамскую авантюру. Состязаются в этой критике, и Кеннеди доказывает, что он начал критиковать Джонсона раньше своего оппонента, а Маккарти, напротив, утверждает, что у Бобби рыльце в пушку, так как первые шаги во вьетнамское болото были сделаны при Джоне Кеннеди и не без участия Бобби, который, помнится, был тогда министром юстиции и ближайшим советником брата-президента. Однако оба парламентски вежливы. Оба, конечно, за гражданские права негров, но против мятежей, — за закон и порядок. Оба за продажу Израилю пятидесяти истребителей «фантом»: ведь избирателей-евреев несравненно больше, чем избирателей-арабов. Оба против того, чтобы Соединенные Штаты были «мировым полицейским» — хватит одного Вьетнама! — но, однако, за некую разумную верность Америки ее «глобальным обязательствам».

Кеннеди более цепок и расчетлив, но, в общем, оба — политические эквилибристы и сейчас на канате перед 25-миллионной аудиторией. Симпатизируют черным, но так, чтобы не отпугнуть белых, агитируют Смита, но так, чтобы Браун не разобиделся и чтобы Джонс не подумал, что его взглядами пренебрегли.

Великая загадка блещет в бесстрастных зрачках телевизионных камер: ни один из сенаторов не знает, сколько голосов он выиграл в этой дискуссии и сколько, не дай бог, проиграл. А джонсы, брауны и смиты на диванах своих гостиных, с субботними пивными банками в руках? А их жены и непослушные взрослые дети? Могут ли они, просидев час у телевизора, решить, кто лучше, сделать свой выбор, определить для себя победителя и побежденного?

Минул час, телеэкран без секунды передышки перешел к другой программе. Из прокуренной комнаты корреспонденты кинулись в коридор к телефонам, к столам, к которым подносили одну за другой страницы стенограммы, В соседней еще более прокуренной комнате, где размещалась «пресса Кеннеди», стоял в окружении коллег обозреватель «Нью-Йорк таймс» Том Уикер, один из счастливчиков, допущенных в саму студию, где проходили дебаты. Заглядывая в блокнот, он делился кое-какими деталями. Том Уикер — серьезный и умный журналист, но и мелочи идут в дело. У Маккарти, сообщил он, был легкий грим, Кеннеди обошелся без грима. Маккарти держал себя непринужденнее, но зато пил воду, когда телекамеры переключались на его соперника. Кеннеди чувствовал себя стесненнее, но до воды не дотрагивался.

— Том, как оба парня оценили результаты дебатов?

И это было в блокнотике у Тома. Кеннеди сказал, что, на его взгляд, дискуссия была прекрасной, но что трудно сказать, как она отразится на итогах выборов, — «это предстоит решить избирателю». «Я не собираюсь анализировать, как я сыграл свою роль», — ответил Маккарти,

Я тоже слушал Уикера, но знал, что мою газету не интересует ни легкий грим на лице Маккарти, ни нетронутый стакан воды перед Кеннеди, ни вообще наделавшие шуму телевизионные дебаты. Значение событий меняется с расстоянием, при пересечении государственных границ: что велико в Сан-Франциско, бывает незаметно в Москве.