Ярость жертвы - [52]

— Все равно не понимаю.

Четвертачок скривился, как от кислого:

— Говорю же, придурки. Живые трупаки.

— Мне это начинает надоедать, — капризно объявила Валерия. — Юноша (это ко мне), у тебя неглупое лицо, объясни, пожалуйста, в какие игры вы все здесь играете? Хотите выкуп? Так позвоните отцу и он все уладит. Вообще мне тут не нравится. Тут сыро и холодно. Даже потрахаться негде. Отвезите меня лучше домой.

В гневе ее лицо раскраснелось. У меня возникло неприятное ощущение, что голос разума ей неведом Гречанинов, казалось, тоже был в затруднении.

— Вот что, милая, — сказал он наставительно. — Ты пойми одно: шутки кончились. У нас мало времени. Ты готова сотрудничать?

— Дядечка, угрожаешь?!

Их взгляды скрестились на целую вечность. Почудилось, в сыром помещении свежо запахло озоном. Не опуская глаз, Валерия спросила:

— Чего ты хочешь от отца?

— Не твое дело, девочка. Но если будешь артачиться, тебе крышка.

— Как это — крышка?

— Подохнешь, как крыса, в этом бункере.

Девушка фыркнула, перевела взгляд на Четвертачка и вдруг как-то странно обмякла.

— Миша, он что — сумасшедший?

— Похоже. Кажется, мы крепко вляпались.

— Кто-нибудь знает, что мы здесь?

— Никто.

— А где мы?

— Черт его разберет.

Валерия вскочила и, задев меня плечом, с воплем ринулась к двери. Повторилась обычная процедура: они куда-то бегут, а наставник их перехватывает. Девушку он поймал посередине комнаты, приподнял и отнес на койку. При этом она сучила длинными ножками, визжала и царапалась. Четвертачок смотрел на безобразную сцену безучастно.

— Не рыпайся, крошка. Дед мосластый. Мы с тобой его не завалим.

— Ах, не завалим? — удивилась Валерия и в ту же секунду вцепилась ногтями ему в рожу. Проделала она это так искусно и рьяно, что Гречанинов с трудом ее оторвал. На утомленном лике Четвертачка пролегли свежие царапины. Он воспринял это стоически.

— Еще бы водочки, дед?! — умильно попросил у Гречанинова. Наставник и тут не сплоховал. Как фокусник, достал из неисчерпаемой сумки непочатую бутылку «Кремлевской».

— Пейте, ребята, всласть. Завтра вас еще навестим.

Девушка после неудачного рывка пребывала в трансе, но быстро очухалась. Отворился алый ротик, и из него, как град из черной тучи, посыпались скороговоркой такие замысловатые проклятия, что она быстро оставила позади Четвертачка, тоже отменного матерщинника. Мы узнали, что нас ожидает в ближайшее время. Нас кастрируют, размажут по стенке, посадят на кол, утопят в дерьме, намотают жилы на барабан, отсосут мозги через ноздри, сожгут заживо, ну и еще кое-какие неприятности помельче. То же самое ожидало всех наших родственников, знакомых и друзей. Пока девушка, точно в сладостном забытьи, перечисляла все новые и новые кары, Четвертачок откупорил бутылку, приставил ко рту, но успел сделать лишь пару прикидочных глотков. Валерия вырвала у него бутылку, заодно ткнув горлышком по зубам. Один зуб при этом сломался. Четвертачок выковырнул обломок пальцами, показал нам и похвалился:

— Еще в зоне ставил. Классная была коронка.

— Там умеют, — признал Гречанинов.

Валерия, отпив из горлышка, вдруг неузнаваемо переменилась. Рассмеялась волнующим смехом, опустила бутылку на пол. Невинной радостью засияло прелестное лицо. Томно изогнулась, напрягши под блузкой тугие груди. Тихий ангел глянул на нее. Будто не она только что брызгала ядовитой слюной.

— Мальчики, поозорничали, и хватит! Конечно, я сделаю все, что хотите, дяденька. Позвоню папочке, вы с ним условитесь. Так, да? Только не оставляйте меня с этим вампиром. Он же меня изнасилует, а я еще девушка.

Вампир осторожно спросил:

— Можно мне тоже глоточек, Леруша?

— Пей, милый, конечно, пей! Когда еще придется.

С бутылкой Четвертачок отошел в угол и там дал себе волю. Несколько крупных глотков, скрип кадыка — и содержимое опустилось к нему в желудок почти целиком. Потом утер лицо рукавом — и лучше бы ему этого не делать. Теперь на него по-настоящему больно было смотреть. Какая-то клоунская ало-голубая маска.

— Валерия, — спросил я неизвестно зачем. — Сколько вам лет?

— Много, дружок, — ответила она. — Намного больше, чем ты думаешь.

Глава пятая

Мужчина (не сужу о женщинах) не бывает счастлив в первом браке, но далеко не всякий решается на вторую попытку. Причин тому много, но главная та, что неудачный брак оставляет в душе рану, которая не заживает никогда. Что-то непоправимо ломается в мужской психике, хотя ты сам можешь этого не заметить, потому что срабатывают подсознательные защитные рефлексы. Нередко человек продолжает тянуть лямку незаладившейся изнурительной семейной жизни до старости, уповая, в сущности, на чудо. Кажется, проснешься однажды утром и увидишь, что жена снова молода, нежна, весела, тянется к тебе ручонками, пытливо блестят ее очи, и сердце твое откликается, как в первые дни любви. А то, что въяве, — досада, скука, пустота дней, постоянная взаимная раздражительность, — всего лишь следствие временного охлаждения, естественного, как морские приливы и отливы. Точно так сознание блокируется при раковой опухоли, когда человек видит в зеркало, что умирает, но, внемля какому-то потустороннему сигналу, приходит к успокоительной мысли, что это не более чем обман зрения.