Ярость огня - [16]

– Мне жаль, – снова сказал Дело.

– Вам стоит бросить ему вызов, – произнес я против своей воли. – Сразиться за звание Первого Наездника.

Дело расхохотался.

– Грифф, – отозвался он. – Мы оба знаем, что это невозможно.

Дело впадал в ступор, когда дело касалось Иксиона. Так всегда происходило.

Иксион был бесподобен. Единственной, кто сумел победить его, стала Джулия.

Джулия и я.

По крайней мере, до того как на Спаркера надели намордник. Внезапно в голове у меня появилась непрошеная мысль: «У Антигоны сюр Аэла не было намордника».

Но подобные размышления были опасны, и я отогнал непрошеные мысли о Первой Наезднице Каллиполиса.

* * *

Лишь один наездник смирения пытался протестовать. Или так нам, по крайней мере, рассказывали. Оруженосца Роксаны Полуаврелианки, Мабалену, признали виновной в призывах к мятежу шесть лет назад. Норчианцев из Нового Питоса согнали посмотреть на расправу над ней на Кургане Завоевателя. Дракону Мабалены перерезали горло, и пока Лена корчилась в агонии от боли, скорбя о потере, всю ее семью, одного за другим, подняли на спинах драконов в воздух над площадью и сбросили вниз.

Даже годы спустя я помнил эти звуки. Глухой влажный удар человеческого тела о безжалостные камни и мгновенно смолкавшие вопли. Мольбы Мабалены, сначала на драконьем языке, потом на норише, которые становились все более бессвязными. Каменное лицо Роксаны, наблюдающей за расправой. Стоящий рядом Радамантус, чья рука лежала на ее плече. А расправу чинил сам Роуд.

Мабалену сбросили последней, но с небольшой высоты, чтобы она смогла выжить. Теперь она служила в Крепости, и если требовалось напоминание о подобных происшествиях, ее приводили в пример. Драконорожденные называли ее Безумной Леной.

Нам тогда было по тринадцать.

В то время я верил в эту историю. Верил, что она планировала мятеж, был потрясен ее мужеством и отвагой. Как она это сделала? Меня огорчало, что она не посчитала меня достойным для участия в восстании.

И лишь годы спустя я осознал, что в тринадцать лет она едва ли могла спланировать нечто подобное. Она была посредственной наездницей, а ее дракон – скорее обузой, нежели ценным приобретением. Невеликой потерей для питианского флота, лучшей кандидатурой, чтобы предостеречь остальных от опрометчивых решений.

И предостережение сработало, потому что с тех пор не объявилось ни одного норчианского наездника, отважившегося поднять мятеж. А затем наши драконы вспыхнули, доказав, что опасения других были не напрасны, и получили намордники, после чего даже намек на восстание был забыт. Вместо этого драконорожденные аккуратно напоминали нам о том, что нас ждет, если мы станем повиноваться: «Когда мы возьмем Каллиполис, ваши семьи получат вознаграждение. Они будут одарены землями, свободой и богатством, как платой за верную службу».

Я не слишком в это верил. Но верил своим глазам, которые видели, что драконорожденные сделали с семьей Мабалены.

И потому, вспоминая Антигону сюр Аэла, свысока взирающую на Иксиона, улыбающуюся, когда тот припомнил ей крестьянское происхождение, я старался не делать поспешных выводов, поддавшись фантазиям. Возвращаться к мечтам, которые она пробуждает. Я знал, что ждет на другой стороне.

Мечты опасны для мечтателей.

* * *

Стены зала Великого Повелителя были украшены тремя стягами: по одну сторону с драконами Триархов, запечатленными в вечной погоне, кружащимися вокруг черного цветка клевера, что символизировал изгнание; с другой виднелись пять звезд норчианских кланов, а в центре – аврелианская роза, закрывающая собой те пять звезд, – эмблема Нового Питоса.

Сегодня вечером на пиру в честь Джулии законнорожденные каллиполийцы присоединились к Радамантусу за высоким столом под питианским стягом, а полукровки пиршествовали за своим столом для низкорожденных, вытеснив норчианских старейшин из Клана Торнроуз, которым обычно дозволялось разделить эту честь. Когда я проходил мимо Скалли, своего инструктора из драконьих конюшен, что сидел среди представителей своего клана с Леари Торнроузом, предполагаемым Верховным Правителем норчианцев, которые пытались позвать меня к себе, то не без удовольствия склонился, демонстрируя сожаление:

– Сегодня прислуживаю за столом для высокопоставленных повелителей, господа. Возможно, я найду кого-нибудь, кто заменит меня.

Мое пренебрежение титулом «Ваше Высочество» не прошло незамеченным, но мне было приятно увидеть их недовольные лица. В прежние времена пять кланов самолично избирали правителя, и клан Торнроуз не считался важнее всех остальных. Аврелианцы повысили их статус, даровав высокое положение в Крепости и в армии, сделав их предателями по отношению к остальным кланам. Лицо Леари, выкрашенное в голубой цвет при помощи сока вайды, цвет, символизирующий его клановую колонну, представлялось церемониальной насмешкой над его королевским величием, и я не удостоил его взглядом.

Во всяком случае, ни один из сыновей Леари или Скалли никогда не служил в рядах наездников драконов. Торнроуз не обладал оруженосцами, поскольку Радамантус посчитал слишком опасным предоставить столько привилегий одному клану. И поэтому, хотя меня никогда не приглашали за стол для высокопоставленных господ, таких как клан Торнроуз, сегодня вечером именно я буду прислуживать там, а их просто отодвинули в сторону.