Ярость - [61]

— Вы кого-то ищете? — спросила она.

Прокурор глянул на женщину. Сорок плюс несколько лет, мелкого сложения, темные волосы, очки, челка. Тип отличницы. Папкой заслонялась словно щитом.

Он назвал имя и фамилию.

Женщина-врач, вместо того, чтобы ответить, повернула голову так, словно над чем-то интенсивно раздумывает. Характерный жест показался Шацкому знакомым. Кто это так же делал? Женя? Начальница?

— А кем вы являетесь для больной?

— Прокурором. Теодор Шацкий.

Услышав эти слова, хранившая профессиональный холодок женщина заулыбалась, как будто встретила почтальона, принесшего возврат НДС.

— Ну конечно же, прокурор Шацкий собственной особой! А я всю думала, ну откуда я вас знаю. Очень, очень рада, что могу с вами познакомиться. Прошу прощения, я бы с удовольствием еще побеседовала, но уже опаздываю на консилиум. Может быть в другой раз, хорошо? — и она улыбнулась, но теперь уже ободряюще.

Тот покачал головой, не имея ни малейшего понятия, как объяснить собственную славу в нейрохирургии.

— Последняя дверь по правой стороне! — крикнула женщина, прежде чем скрыться в лифте.

Шацкий поблагодарил вслед, подождал, пока лифт закроется, постоял еще минутку, но под конец посчитал, что необходимо как можно скорее покончить с этой встречей. Быстрым шагом он направился вперед, прошел мимо нескольких больничных палат, пустых или наполовину пустых, и наконец очутился в палате, где на единственной кровати лежала молодая женщина.

И выглядела она довольно-таки обычно.

3

Сознание приходит и уходит совершенно неожиданно, как будто бы кто-то баловался головным рубильником, так люди иногда щелкают авторучкой.

Щелк.

И темнота сменяется белой ватой, которая потом превращается в молочное стекло, за которым перемещаются различные нерезкие пятна, но потихоньку и они начинают обретать резкость. Она с трудом концентрируется на них.

Щелк.

Темнота.

Щелк.

И темноту заменяет белая вата, появляется какая-то мысль, летучая, слабенькая, достаточная лишь для того, чтобы подтвердить, что она — это она, позволяя ей определить себя сознательным существом. Она концентрируется на этой мысли и выстраивает вокруг нее последующие; раз уж ей известно, кто она такая, теперь пытается вспомнить, где находится и почему. Ей кажется, что каждую из мыслей нужно догонять. А это ужасно мучительно.

Щелк.

Сражение она ведет уже долго, но имеются и первые успехи. Несколько раз она удерживает сознание настолько долго, что понимает: она находится в больнице, с ней что-то случилось. Один раз она приходит к ужасному выводу, что прожила в коме тридцать лет и теперь уже никого не знает. Но сразу же после того уплывает — щелк — а когда приходит в себя, этого заключения уже не помнит.

Несколько раз мир становится резким настолько, что она видит незнакомые лица. Она пытается заговорить с ними, но напрасно.

Щелк.

Довольно быстро она вспоминает, что у нее имеется ребенок. Вроде как мальчик, но уверенности не было. Имени в памяти отыскать не удалось. Но маленький. Ей вспоминается чувство любви и чувство страха. Разве с ним что-то случилось? Он умирает, как и она сама? Слишком много эмоций.

Щелк.

На этот раз вместе с сознанием приходит боль. Она думает, что это, возможно, и хороший знак, что если уцепится за эту боль, то дольше сохранит сознание. Она нуждается в том, чтобы извлечь из себя больше сведений о ребенке, которого она так любит, и за которого так боится.

Мальчик. Она почти что уверена, что мальчик. Волосы темные. А глаза? Она видит образ ребенка в пижамке, лежащего навзничь, похрапывающего; на пижамке у него мотоцикл. Синий мотоцикл с надписью: «Врррр». Он спит, так что глаз не видно. Она пытается призвать какой-то другой образ, но ей этого не удается. Как на зло.

Щелк.

Она открывает глаза. На сей раз вместо ваты сразу же молочное стекло, уже прогресс. Наученная опытом, она не подгоняет чувств, ожидает спокойно, отключится или нет. Через какое-то время картинка делается резче; женщина видит, что перед ней стоит мужчина.

Ей хотелось бы подумать над тем, а кто это такой, но она не способна контролировать собственные мысли; вместо этого она размышляет над тем, а возможно ли, что в результате… в результате того, что с ней случилось, чем бы это ни было, она утратила цветовое видение. Потому что мужчина одноцветен. Белые волосы, бледное лицо, черное пальто; пиджак, сорочка и галстук различных оттенков серости. Он стоит в двери, потом подходит к ее кровати. Выпрямленный, руки опущены вдоль туловища.

Она понятия не имеет, кто это такой; пытается выловить подходящие к нему эмоции.

Любовь? Дружба?

— Я пришел, чтобы попросить у вас прощения, — говорит мужчина негромко. — Но я понимаю, что этого прощения могу никогда и не получить. Потому что вы не могли бы его дать, а может, что более вероятно, вы и не захотите его давать.

Она видит, что мужчина что-то говорит, вот только до нее из всего этого ничего не доходит. Она фокусируется на эмоциях, ей уже известно, что через эмоции намного легче дойти до фактов, до образов.

Печаль?

— Но мне бы хотелось, чтобы вы, по крайней мере, приняли к сведению мои извинения. — Он глядит ей в глаза. У него холодный взгляд, ей этот мужчина не нравится. — В жизни я совершил много ошибок, но эта — самая худшая из всех них. И я никогда не перестану из-за этого стыдиться.