Ярость - [33]

— Что это? — спросил тот.

— Два часа назад это было замечательной телятиной, — пояснил Франкенштейн. — Розовой, пахучей; на котлеты, возможно, и не совсем годилась, но гуляш сделать было можно.

4

Войчех Фальк глядел на сына, сидящего с другой стороны стола, и никак не мог выйти из состояния изумления изза того, что как гены, так и способы воспитания не имеют ну никакого значения. Даже если бы он посвятил всю свою жизнь, планируя каждый элемент личности Мундека так, чтобы тот образовывал противоположность его собственному такому же элементу, столь тотального эффекта достичь никогда бы не удалось.

Ели они цыпленка на вертеле, которого приготовил он сам. Вкусный цыпленок, всю ночь мариновавшийся в чили, кориандре и соке лайма. Готовить он любил, и даже заставил Мундека дать обещание, что тот через день станет делать перерывы на работе и приходить к нему обедать. Ему было жалко, что его собственный сын ест какие-то фаст-фуды в городе, завернутые в пленку бутерброды, а ведь до отца на машине из прокуратуры всего десять минут.

Так что сейчас они обедали вместе. Сам он, как обычно, довольно жадно и неопрятно, вытирая руки о немилосердно грязный комбинезон, поскольку, после мастерской переодеваться не хотелось. Стружки и древесная крошка падали на стол и на пол возле стула.

Сын же его вел себя словно клиент в парижском гастрономическом заведении, обсыпанном звездами Мишлена. Пиджак повесил на вешалку (никогда и ничего он на спинку стула не вешал), манжеты старательно подвернул, брюки прикрыл чистой салфеткой. И мясо от костей отделял настолько тщательно, как будто бы когда-нибудь собирался стать ювелиром или там нейрохирургом, а не прокурором.

Отец тихо вздохнул. Он собирался затронуть две весьма важные для себя темы, но предчувствовал, что сыну это не понравится. Войчех Фальк знал об этом, но сдержаться не мог. Сыну он желал только лучшего.

— Представь себе, сегодня у меня был Тадек. Отчасти, затем, чтобы спросить, за сколько бы я сделал его знакомому буфет под немецкий, скорее в стиле art déco. Так же, как делал тому врачу, помнишь…

Эдмунд внимательно глянул на него.

— Зная Тадека, то он пришел спросить, а не поработал бы ты для его дружка три недели только за материалы. Наверняка какой-нибудь депутат из города или сеймика.

— Но ведь Тадек почти что родня, ты же знаешь.

— А вот его знакомый — уже нет. Папа, сколько раз я тебе уже объяснял, что ты не можешь к каждому клиенту относиться, как ближайшему приятелю. Люди этим пользуются.

Отец поерзал на месте. Неожиданно старый стул показался ему неудобным. Войчеху Фальку не хотелось оправдываться, но он считал, что людей стоит узнавать получше, сближаться с ними. В конце концов, ведь он делает предметы мебели, на которые те станут глядеть годами, а то и десятилетиями.

— И в разговоре как-то так вышло, это про тот штраф, что тебе недавно впаяли; так Тадек говорит, что если хочешь, так он его, конечно же, аннулирует. Чтобы у тебя с самого начала не было никаких неприятностей.

Услышав эти слова, Мундек застыл и отложил нож с вилкой.

— Папа, я же тебе уже объяснял. Они у себя, в дорожном патруле, обязаны сообщить в контору, и я должен получить выговор.

— Ты так говоришь, будто для тебя этот выговор очень важен. Просто-напросто, Тадек не пошлет рапорт.

— В какой-то степени для меня это важно. Я нарушил правила, и, как каждый, должен быть за это наказан. В противном случае, все то, чем я занимаюсь, не имеет смысла. Ты же согласишься со мной.

Конечно, тот согласился, а что ему еще оставалось. Но вот другой вопрос был более важен.

— Еще Тадек говорил о том, что Ванда вернулась в Ольштын. Похоже, на постоянно.

Он старался, чтобы все это выглядело естественно, только Мундек, естественно, холодно усмехнулся.

— Сватаешь меня?

Стул сделался еще более неудобным.

— Да ты что! Просто подумал, что тебе тоже хотелось бы знать. Только и всего.

Дальше они продолжали обедать в молчании. Только долго Войчех выдержать не мог.

— Признаю, мне хотелось бы, чтобы ты был счастлив. И все осуществил. И не только по работе.

— Папа, я же тебе уже объяснял. Пока я не сдам экзаменов, и меня не назначат прокурором, нет никакого смысла даже ходить на свидания, не говоря уже о постоянной семейной связи. Возможно, я останусь здесь, но меня могут перебросить в другой конец Польши, так что я не желаю давать никаких обманчивых надежд — ни себе, ни, тем более, какой-либо девушке.

Войчех Фальк глянул на сына таким жалостным взглядом, что тот просто обязан был прочитать в нем все надежды и страхи мужчины, ставшего отцом в позднем возрасте, и который мечтает о том, чтобы единственный отпрыск одарил его замечательным семейством, которой у него самого никогда не было. Потому он решил дополнительно оправдаться.

— Да, это логичный выбор, — сказал он.

5

Прокурор Теодор Шацкий всматривался в показанную ему кость словно палеонтолог в останки неизвестного до сих пор науке динозавра. И слушал пояснения Алиции Яшгелло.

— Этот эксперимент я повторила несколько раз, результат в каждом случае такой же. Необходимо внимательно прослеживать за его проведением: если процесс длится быстро, остаются фрагменты сухожилий и хрящей; немного, но, тем не менее. Если же долго, кости, конечно, не исчезают, но делаются очень хрупкими и ломкими.