Ярость - [28]

Она снизила голос, словно ожидая поощрения, толчка в нужном направлении.

Шацкий ожидающе глядел на посетительницу.

— Но только знаете ли, правда ведь и то, что я сама тоже немного рассеянная. Опять же, с этими деньгами, пан сам знает, как оно случается. Если сотню разменяешь, значит — сотню потеряешь. — Женщина нервно рассмеялась. — Мне очень жаль, я столько собиралась, а теперь только трачу ваше время. Я безнадежна.

— Для этого мы здесь и существуем, — ответил Шацкий таким тоном, чтобы у посетительницы не оставалось никаких сомнений, что все оно с точностью до наоборот.

Женщина качнула головой. Прокурор почувствовал, что она обязана что-то сказать.

— Прошу прощения, я понимаю, что это дело крайне деликатное, только ведь нет таких учреждений, которые станут вам помогать в принятии сложных решений. Я понимаю, что в своем брачном союзе вы чувствуете себя очень плохо, в противном случае, пани в прокуратуру не обратилась бы. Но ваш, — несколько секунд он подбирал наиболее подходящее слово, — ваш психический дискомфорт еще не свидетельствует о том, что ваш муж совершает преступление. Он свидетельствует лишь о том, что пани, возможно, сделала неправильный выбор. А ведь никакой закон не требует жить с человеком, с которым тебе плохо.

Женщина положила сумочку на коленях и стиснула пальцы на ручке. Выглядела она так, словно бы знала, что ей следует выйти, но не могла себя заставить сделать этот шаг.

— Только ведь я ужасно боюсь.

Шацкий поглядел на часы. Через час ему следовало быть на Варшавской, а еще нужно заполнить кучу бумаг.

— И я знаю, — тихо произнесла женщина и встала. — Таких учреждений нет.

Буквально через несколько секунд прокурор Теодор Шацкий выбросил незаполненный протокол в корзину и тут же обо всем забыл.

2

Тем временем, его посетительница вышла из прокуратуры и, вместо того, чтобы повернуть направо, где припарковала машину на улице Эмилии Плятер, направилась в сторону торгового центра. Самая обыкновенная женщина, ни элегантная, ни запущенная; не красавица, но и не дурнушка. Она влилась с толпу самых обыкновенных людей. И прекрасно, именно в такой толпе она чувствовала себя безопаснее всего. Женщина присела за столиком одного из не имеющих собственного лица кафе и заказала абсурдно дорогой кофе, а собственных денег у нее было немного. Взяла в долг у матери в День Всех Святых, под каким-то дурацким предлогом, ведь им с отцом прекрасно известно, что семье дочки всего хватает. И вечно еще подчеркивают, насколько они горды тем, что дочь такого кавалера нашла. Дом построил, дерево посадил, сына породил — настоящий мужчина. Насколько нужно — традиционный, насколько нужно — современный.

Женщина отпила горячего кофе и скривилась, горло после вчерашнего до сих пор саднило. Заснула она с таким сильным решением, что приедет к прокурору, наведет во всем порядок и вырвется из всего этого дерьма. Ведь даже если она и такая уж безнадежная, неблагодарная, обо всем забывающая и ничего не замечающая пизда — все равно, такого не заслуживает. У нее ведь была логопедическая практика, она работала с молодежью, обожала туристские лагеря под парусами, любила показывать малолеткам одни и те же моряцкие узлы, палить костры в тех же местах, фальшиво петь шанти,[39] с радостью узнавать, что по одному и тому же проливу нельзя проплыть как раньше.

И такое было всего лишь три года назад, сегодня же ей казалось, что это доисторические времена. Самое прекрасное это то, что все казалось естественным и нестрашным. С мужем она проводит много времени, ибо, в конце концов, это ее молодой супруг. Он много времени проводит на строительстве, потому что на стройке за всем нужно следить. Много времени он торчит в доме, что ни говори, но за отделочными работами нужно следить. Массу времени проводит в глуши, потому что дом, о котором они так мечтали, находится в чертовой глуши. Он следит за расходами, потому что дом — это расходы, всем известно, а тут еще ребенок появится. А она не зарабатывает, ведь кто-то же должен следить за домом, а еще и за малым. А рынок труда такой: чтобы заработать на няню и разъезды, ей нужно было бы стать логопедом в Варшаве или перебраться на Канарские острова, где парусный сезон длится круглый год. В свою очередь, она даже мечтала обучать парусному спорту где-нибудь подальше, в Хорватии, ходить по морю — дело совсем другое, чем по озерам.

Помимо тетрадки с записями расходов ей необходимо иметь и тетрадку с вещами, с которыми она облажалась. Сегодня туда следовало бы записать посещение прокуратуры. С одной стороны, тот седой лакей не был особо обнадеживающим, глядел на нее, словно на дуру, и чуть ли не выпихивал своими мыслями из кабинета. С другой же стороны, а чего она ожидала? Что прокурор умеет читать чужие мысли? Нужно было перебороть себя и заявить: «Дорогой пан прокурор, мой муж ежедневно сует свой хуй так глубоко в мое горло, что приходится глотать свою же блевотину. Как пан считает, есть ли на все это какой-нибудь рецепт?».

Изменило бы это хоть что-то? Возможно, да. Он спросил бы, имеются ли у нее подтверждение снятия побоев и телесных повреждений, а потом дал бы добрый совет, что, к сожалению, нет каких-либо учреждений, осуждающих патологии при занятиях любовью. Или, что было бы еще хуже, глуповато бы посмеивался, шутил и рассказывал, что, мол, в браке может случиться и хуже. Она уже доверилась подруге, вскоре после того, как все это началось, когда после родов ее супруг начал испытывать отвращение к ее влагалищу. Та ее только высмеяла и заявила, что подруга и так еще легко отделывается. По крайней мере, не обязана чувствовать вкуса спермы, поскольку та попадает прямиком в желудок.