Ярость льва - [39]

Глаза де Бомона на секунду сузились, он подавил гнев и усилием воли выдавил улыбку.

– Отведи его вниз, Жако. Пусть вместе с Гийоном напоследок попытается разрешить неразрешимое. А я посмеюсь.

Жако толкнул Меллори к выходу. Когда дверь открылась, де Бомон спокойно добавил:

– И еще, Жако. К нашей следующей встрече полковник Меллори должен быть доставлен в том же виде, в каком он находится сейчас. Ты понимаешь, о чем я говорю.

Жако резко повернулся и что-то прорычал в ответ. Казалось, он вот-вот ослушается де Бомона. Через секунду они уже спускались по винтовой лестнице. Меллори шел впереди, спиной ощущая направленное на него дуло автомата.

Они прошли полутемную галерею, миновали холл. В камине дотлевали угли. Наконец они вышли к двери, ведущей в коридор, к жилым комнатам и пещере. В дальнем конце коридора на стуле сидел Марсель и читал газету. На поясе у него болтался револьвер. Марсель вопросительно взглянул на Жако:

– Когда?

– Вечером, когда вернусь.

Он повернулся к Меллори, и в глазах его вспыхнул какой-то красный огонек. Похлопав ладонью по автомату, он сказал:

– Ладно, полковник Меллори.

Меллори вошел в камеру. Когда дверь за ним захлопнулась, Гийон сел на койке, свесив ноги с кровати, и взглянул на него.

Меллори усмехнулся:

– Скажите, сэр, у вас случайно не найдется сигаретки?

13. Военный совет

– Я не вижу никакой разницы между добром и злом. Мне все равно. В конечном счете остается только вера в друзей. В тех, кому накануне, может быть, перерезали горло. Я пришел к этому выводу после шести лет в Алжире.

Рауль Гийон сидел у крошечного зарешеченного окошка, вглядываясь в темноту. Лицо его было усталым.

– И поэтому ты вступил в ОАГ? – спросил Меллори.

Гийон отрицательно качнул головой.

– Я был в Алжире в пятьдесят восьмом году. У нас руки были по локоть в крови. И еще эта девушка, берберка. Я надеялся, что с ней вместе нам удастся переждать. Ее нашли на пляже раздетую, изуродованную. Я был на опознании. На другой день – тяжелое ранение. Отправили лечиться во Францию. Когда вернулся, у всех наших на уме было одно – вернуть де Голля.

– Ты принял участие в заговоре?

Гийон замялся:

– Я был пешкой. Просто еще один младший офицер. Но для меня де Голль был оплотом порядка среди хаоса. Потом нас разбросали по разным частям. Я на пять месяцев попал в Хоггар – патрульная служба на верблюдах.

– И нашел, что искал?

– Почти. Был однажды такой день. Жара, жажда, кругом только горы. Все в сплошном мареве, и я посреди этого пекла. Почти нашел.

– А что потом?

– Отправили обратно в Алжир. В один из самых горячих районов. Колючая проволока и страх. Жестокостью заражались друг от друга, как болезнью. Держались только верой в жизнь. И уже в прошлом году, перед неудачной попыткой военного переворота генерала Шалле, – новое ранение. Не слишком серьезное, но все-таки повод написать рапорт об уходе. Вечером накануне приказа ко мне в гостиницу пришел Легран, предложил работу в «Доксьем Бюро».

– И ты согласился?

– Это был выход, как ни странно. Потом, в Париже, на меня вышел агент ОАГ. Бывший офицер-десантник и участник того самого заговора, который помог де Голлю. Щекотливая ситуация.

– Ты сказал Леграну?

– Сразу же, как смог с ним связаться. Это было даже забавно. Будто специально для меня придумано. Легран посоветовал принять предложение. Он считал, что агенту со связями в этом направлении просто цены нет.

– И все же нам известно, что у Бюро не было никаких конкретных подозрений относительно де Бомона. Какие-то ниточки к нему обязательно должны были тянуться. Ты не мог не знать о них от парижских агентов с той стороны.

– Не знал. Я был рядовым членом их организации. Де Бомон упоминался только как один из сочувствующих. К тому же его политические взгляды достаточно широко известны во Франции. И уж, конечно, ничто не говорило о его активности.

– И тебе полностью удалось внедриться?

– По крайней мере я так думал. Было очевидно, что мои возможности ограничены, поскольку я считался молодым сотрудником «Доксьем». Но я передавал им информацию по указанию Леграна. Конечно, никакого выхода на их боссов у меня тогда не было, но я добивался этого. В двух случаях Легран даже разрешил мне передать им информацию о предстоящих арестах кое-кого из мелкой рыбешки.

– А подводная лодка?

– Она путала нам карты с самого начала. Совершенно ничего не было известно о ее местонахождении, даже в ОАГ никто ничего не знал. Поэтому Легран дал указание проинформировать моих связных в Париже, что меня направляют на обычное задание для наблюдения за де Бомоном на Нормандские острова. Просто чтобы убедиться, что там все спокойно. Легран чувствовал, что по меньшей мере должно было выясниться; существует ли здесь какая-то связь или нет.

– Единственное, чего он не сделал, – это не предупредил нас.

– Очень жаль. Легран не думает о сегодняшнем дне. Живет завтрашним. В данном случае он не просто ухватился за ситуацию, в которой моя «подпольная» деятельность могла оказаться полезной. В этих обстоятельствах разумнее всего было представить меня просто как Рауля Гийона, доверенного агента Бюро, и ничего более.