Ярость льва - [3]

– Взять.

Женщина закричала, но Бувье успокоил ее и позволил отвести себя на несколько шагов вперед. Матрос поставил его спиной к леерам капитанского мостика, затем вернулся и встал невдалеке от Жако.

– Что вы хотите сделать со мной? – спросил Бувье.

– Месяц тому назад вы были общественным обвинителем на суде в Фор-Неф. Этот суд приговорил шестерых наших друзей к смерти.

– Так вы из ОАГ, – пожал плечами Бувье. – Любой другой на моем месте сделал бы то же самое. Я просто исполнял свой долг.

– В таком случае, мсье, предоставьте нам выполнить наш. – Фенелон достал из кармана какую-то бумагу и, быстро развернув ее, прочел: «Пьер Бувье, довожу до вашего сведения, что вы были заочно судимы по обвинению в измене Республике и военным трибуналом Совета Национального Сопротивления признаны виновным по всем пунктам обвинения».

Он замолчал, и Бувье тихо спросил:

– Трибунал вынес смертный приговор?

– Естественно, – ответил Фенелон. – Хотите что-нибудь сказать?

Бувье повел плечами и презрительно усмехнулся:

– Сказать? Что сказать? Кому это нужно? Все и так ясно. Француз везде...

Жако вырвал автомат из рук матроса, стоявшего рядом, быстро прицелился и выпустил длинную очередь, которая вдавила Бувье в поручень. Тот резко повернулся. Пули впивались в его спину, вспарывая ткань плаща.

Крик вырвался из горла женщины, она неуверенно шагнула вперед и стала падать. Один из пассажиров успел подхватить ее. Звук, похожий на сдавленный вздох, послышался с колодезной палубы, где находилась команда, и снова стало тихо.

Жако вернул матросу автомат и, не оглядываясь, сбежал по трапу. Фенелон, похоже, боролся с приступом тошноты. Он быстро кивнул остальным матросам, и они бегом устремились вслед за великаном, почти не касаясь ногами ступеней трапа. Дуло станкового пулемета неотступно следило за ними, прикрывая отход. Вскоре все уже сидели в шлюпке, и матросы у переднего люка подводной лодки принялись выбирать конец. Шлюпка причалила, матросы по очереди исчезли в люке. На палубе остался только Фенелон, который прошел вдоль борта и по трапу взбежал в боевую рубку. Он стоял наверху и смотрел вниз на видящуюся полоску воды между судами. Ни единого звука не нарушало странную, противоестественную тишину, воцарившуюся на палубе «Конторо».

Матросы у переднего люка тоже сняли автоматы и исчезли. Вслед за ними скрылся и Фенелон. Люк с лязгом закрылся, и эхо услужливо повторило этот резкий металлический звук. Он словно рассеял злые чары, сковавшие людей на палубе «Конторо». Все ринулись на мостик.

Никогда прежде Жанвье не чувствовал себя таким беспомощным. По какой-то необъяснимой причине он находился в состоянии, близком к истерике. Ветер крепчал, вдалеке на гребнях волн появились белые барашки, словно штормовое предупреждение. Они захлестывали «Л'Алуэтт», медленно уходящую в глубину. Вот уже волны сомкнулись над серым корпусом подводной лодки, и только триколор браво развевался над водой, пока и его не поглотила пучина.

2. Ужин с дьяволом

Легкий туман опускался со стороны Саутгемптонского залива, когда такси завернуло за угол и притормозило у тротуара. Энн Грант вгляделась сквозь оконное стекло в тусклую громаду, вырисовывающуюся в вечерней мгле. Здание носило печать стиля времен королей Георгов (многие детали фасада не оставляли сомнении на этот счет), однако годы не прошли для него бесследно. Сбитые ступени вели к двери, краска на которой облупилась и облезла. В тусклом желтом свете уличного фонаря была хорошо различима небольшая стеклянная дощечка наверху: отель «Риджент». Энн осторожно постучала в перегородку машины.

– Вы уверены, что это именно то место? – спросила она у шофера.

– Все так, отель «Риджент», Фартинг-лейн. Вы назвали адрес, и я вас привез, – сказал таксист. – Это всего-навсего ночлежка, леди. В таких заведениях разве только матросы останавливаются после плавания, да и то лишь на первую ночь.

Энн открыла дверь, вышла из машины и задержалась на мгновение, вглядываясь в облезлый и покрытый трещинами фасад. Было тихо, слышались только слабые удары воды о причал на другой стороне улицы. Долетавшие издалека звуки легкой музыки и чей-то смех казались принадлежностью какого-то другого мира. Она дала шоферу десять шиллингов, попросила подождать ее здесь и стала подниматься по ступеням. Коридор был едва освещен. Лестничный пролет уводил наверх, теряясь где-то в темноте. Отвратительная смесь кухонных ароматов и запаха мочи ударила в нос, и она поморщилась. Налево по коридору была видна дверь, на волнистом стекле которой красовалась надпись: «Бар».

Она открыта ее и оказалась в длинной узкой комнате. Вдоль одной из стен тянулась старинная буфетная стойка, отделанная под мрамор, за ней возвышалось потрескавшееся зеркало. У пивного крана была видна фигура человека, склонившегося над газетой.

В ближнем углу, уткнувшись лицом в стол, спал пьяный, и она слышала его тяжелое, свистящее дыхание. Двое мужчин с картами сидели у небольшого камина, тихо переговариваясь. Когда Энн закрыла за собой дверь, они обернулись. Она молча прошла мимо.

Бармен, пожилой, лысеющий мужчина, с помятым, опустошенным лицом, аккуратно сложил газету и засунул под стойку.