Ярость льва - [11]

– Интересно, – сказал Адамс. – А мне он больше напоминает пуританина семнадцатого века. Эта нетерпимость и вечно поджатые губы. Отличный полковник для армии нового типа.

– Иисус Нетерпимый? – Меллори потряс головой. – Нет, он не фанатик. Скорее всего просто очень заносчивый и ограниченный аристократ с непрошибаемой уверенностью в собственной правоте. Если уж такому что-то взбредет в голову, то разубедить невозможно. Вот почему он и стал таким незаурядным офицером. Считает, конечно, что стоит только пересилить себя и задуматься о целесообразности собственных действий, как все тут же пойдет прахом.

– Интересное заключение, особенно если учесть, что ты его не знаешь.

– Я достаточно наслышан о нем как о солдате, – сказал Меллори. – Его хотели вывезти самолетом из Дьенбьенфу, сочли слишком ценной фигурой, но он отказался. В своем последнем рапорте он указывал, что вся стратегия действий командования, начиная от самых верхних эшелонов и кончая им самим, была в корне ошибочной, а сдача Дьенбьенфу – плод этой ошибки. Заявил, что уж если его люди вынуждены стоять насмерть и жизнями расплачиваться за чьи-то просчеты, то он не имеет права бросать их на произвол судьбы, и остался с ними до конца.

– Что, конечно, способствовало росту его популярности в войсках, – заметил Адамс.

– Таких, как он, никто не любит, – возразил Меллори, – даже свои.

Фото де Бомона исчезло, и его сменил снимок коротко стриженного человека с грубым лицом и колючим взглядом.

– Поль Жако, сорок лет, родители неизвестны. Воспитывался у содержательницы марсельского портового борделя. Три года в Сопротивлении, после войны – в десанте. Был сержант-майором в полку де Бомона. Имеет медаль «Милитер», привлекался к суду военного трибунала за убийство, но освобожден за недостаточностью улик.

– И все время под началом своего старого босса?

– Вот именно. Можешь делать какие угодно выводы. А теперь взгляни на этих ангелочков.

На экране вспыхнуло изображение Хэмиша Гранта – знаменитая фотография, сделанная в Арденнах зимой сорок четвертого года. Рядом с ним стоял Монтгомери: улыбаясь, все разглядывали карту. Да, это был он, Железный Грант, и его могучим плечам, казалось, было тесно в пальто из овчины.

– Вот это – человек, – сказал Меллори.

– Он почти не изменился. Конечно, зрение уже не то, но еще держится. Написал толковые мемуары о последней войне.

– А семья?

– Он вдовец. Сейчас живет вместе с дочерью Фионой, невесткой Энн, женой убитого в Корее сына, и слугой-индусом, бывшим гуркским стрелком по имени Джагбир. Он всю войну был с ним. А вот его дочь.

Фиона Грант оказалась привлекательной блондинкой с несколько удлиненным лицом.

– Хороша, – сказал Адамс. – Воспитывалась на юге Франции, жила в Родене. Потом ее определили в школу в Париже. Сейчас живет дома.

– Она мне нравится, – заметил Меллори. – У нее замечательный рот.

– А теперь взгляни-ка сюда, что скажешь? Энн Грант, его невестка.

Это была та самая фотография, которую ему показал сэр Чарльз, и Меллори еще раз всмотрелся в нее, чувствуя, как пересыхает в горле. Он готов был побожиться, что уже видел ее прежде, и в то же время твердо знал, что это исключено. Взгляд ее миндалевидных глаз завораживал, и он слегка потряс головой.

– Она сейчас здесь, улаживает дела с покупкой нового катера, – сказал Адамс.

– Мне известны все подробности от сэра Чарльза. А что будем делать с этим Сондергардом, которого она наняла?

– Куда-нибудь сплавим, это нетрудно. Я уже кое-что придумал.

Следующей была фотография француженки Жюльетт Венсан, которая работала в отеле на Иль де Рок. Ничего в ней не было особенного, выглядела безобидно, как и хозяин отеля, Оуэн Морган. Когда и это валлийское лицо исчезло с экрана, Меллори подумал было, что показ окончен, и выпрямился в кресле. Но неожиданно появилась еще одна фотография. Он удивленно взглянул на Адамса:

– Это же Рауль Гийон, мне с ним работать. Я уже видел эту фотографию. В чем дело?

Адамс повел плечом:

– Не нравится мне, как себя ведут эти французы. Я просто чувствую, что этот старый паук Легран из «Доксьем» многого нам не говорит. Лучше знать все, что касается этого Рауля Гийона, может пригодиться. Это непростой человек.

Меллори снова посмотрел на фотографию. Стройная, гибкая фигура, загорелое лицо, спокойный, безразличный взгляд.

– Расскажи о нем.

– Рауль Гийон, двадцать девять лет. В пятьдесят втором году направлен в Индокитай. Достаточно сказать, что из всего их выпуска в живых остался он один.

– Он что, был под Дьенбьенфу?

Адамс отрицательно мотнул головой:

– Нет. Но он был в других, не менее горячих точках. В Алжире попал в скверную ситуацию. Ходили слухи о какой-то девчонке, местной, берберке. Ее убили люди из Фронта национального освобождения, и якобы это сильно на него подействовало. Через день или два он был тяжело ранен.

На экране появилась фотография Гийона на больничной койке, в хирургических растяжках, грудь перетянута бинтом с кровавыми пятнами. Отрешенное лицо, невидящий взгляд.

– Видно, этот парень понюхал пороху, – изрек Меллори.

– Да, вот еще. Кавалер ордена Почетного легиона, военного креста «За заслуги»...