Ярость и рассвет - [18]

И снова, как это ни странно, она была благодарна за то, что он ни разу не попробовал ее поцеловать.

Благодарна… хотя несколько озадачена.

До этого она целовалась с Тариком – тайные объятия в тени сводчатых башенок. Недозволенность этих встреч всегда волновала ее. В любое время их мог увидеть слуга, или, хуже того, Рахим мог поймать их целующихся… и он безжалостно бы над ней издевался, что и делал с тех пор, как сам назначил себя братом, которого у нее никогда не было.

Таким образом, в то время как она испытывала признательность за то, что ей не пришлось целовать убийцу, Шарзад все равно удивлялась тому, что ее новоиспеченный муж воздерживается от столь конкретного действия, особенно когда это кажется намного менее интимным, чем… другие вещи.

Шарзад почувствовала желание спросить почему. И ее любопытство росло с каждым часом.

«Прекрати. Это не имеет значения».

Вместо того чтобы по его примеру начать одеваться, Шарзад осталась в кровати и схватила большую подушку цвета яркого сердолика. Она прижала ее к груди и обвила вокруг нее свои тонкие руки.

Он повернулся к ней, когда она не присоединилась к нему за столом.

– Я не голодна, – сказала она.

Он вдохнул, а она наблюдала, как плечи Халида двигаются в такт его дыханию.

Затем он вернулся к подножию кровати, но теперь они оказались на противоположных концах, настолько далеко друг от друга, насколько это возможно.

«Так странно».

Шарзад, перекатившись на свою сторону постели, зарылась в кучу шелковых подушек. Ее загорелые бронзовые лодыжки свисали с кровати.

Уголки глаз халифа сузились, хотя и совсем немного.

– Хотите, чтобы я продолжила историю? – сказала она. – Сеид?

– Я практически решил, что ты считаешь, будто вежливость ниже твоего достоинства.

– Простите?

– Ты забыла кто я, Шарзад?

Она захлопала глазами.

– Нет… сеид.

– Так, значит, отсутствие приличий просто сопутствует твоему чувству комфорта.

– Так же, как горькая апатия, – вашему.

Опять его плечи поднялись и опустились.

– Скажи мне, почему ты полагаешь, что тебе позволено разговаривать со мной подобным тоном?

– Потому что кто-то должен, – ответила она без колебаний.

– И ты считаешь, этим кем-то должна быть ты?

– Я считаю, это должен быть кто-то, кто не боится вас. И хотя я действительно чувствую… беспокойство в вашем присутствии, чем больше всего я вижу вокруг, тем меньше у меня причин вас бояться.

Как только она произнесла эти слова вслух, тут же начала осознавать, насколько они правдивы. За тот единственный день, пока она была его женой, Шарзад, как ни странно, увидела мало похожего на кровожадного монстра, которого ожидала узреть.

В этот раз на его лице отобразилось намного больше, чем просто вспышка удивления. Изумление халифа перешло в смятение, перед тем как снова растаять в пустоте, навсегда окутавшей его черты.

– Ты ничего не знаешь, – возразил он.

Шарзад просто рассмеялась в ответ.

– Вы правы. Я ничего не знаю. Не хотите ли обучить меня, сеид?

Это было тихой насмешкой… отравленным бокалом вина, предназначенным для того, чтобы отравить и обескровить.

Предназначенным заставить его обнажить свои слабости.

«Пожалуйста. Дай же мне веревку, на которой можно тебя повесить».

– Закончи рассказ об Агибе, Шарзад.

Момент был упущен.

«Пока».

Она улыбнулась ему со своей стороны кровати.

– Тень, появившаяся в голубом клубе дыма, приняла форму… и начала смеяться.

Плечи халифа расслабились. Он придвинулся ближе.

– Агиб и дальше пятился назад, его ужас все нарастал. Смех становился громче и громче, пока не разнесся эхом над черным песком берега горы Адамант. Агиб закрыл лицо дрожащими руками. И тогда из глубин тени появилась фигура. Лысая, с острыми на концах ушами, украшенными золотом. Кожа фигуры была белой и покрытой рельефными клеймениями, языка которых Агиб не знал. Когда фигура открыла рот, чтобы заговорить, Агиб увидел, что все зубы ее заточены и остры как бритва.

Шарзад закинула подушку за шею и скрестила ноги. Взгляд халифа мелькнул вниз по ее голым ногам, глаза девушки расширились от осознания этого, и он сразу отвел его.

Не обращая внимания на растущее тепло в области шеи, она продолжила:

– Агиб был уверен, что сейчас умрет. Он сцепил руки перед собой и закрыл глаза, изображая тихую мольбу о быстром и безболезненном конце его никчемной жизни. Поэтому, когда существо заговорило с ним голосом, сотрясавшим саму землю, на которой они стояли, его слова были последним, что Агиб ожидал услышать, по множеству причин. Существо сказало: «Какой вопрос хочет задать мне мой хозяин?» Агиб же просто сидел, потеряв дар речи. Существо повторило свой вопрос. Агиб почти неслышно пролепетал: «Вопрос? О каких вопросах ты говоришь, о существо из лампы?» Существо снова рассмеялось, а потом ответило: «Это был первый из трех вопросов моего хозяина. Ему позволено задать три, и только три. После этого у него осталось еще два вопроса. Я говорю о тех, которые хозяин Бронзовой Чаши может задать Всезнающему джинну Бронзовой Чаши. У меня есть ответы на вопросы – о прошлом, настоящем и будущем. Выбирай их с умом, ведь когда задашь три, перестанешь быть хозяином».

При этих словах халиф улыбнулся сам себе.