Ярость Антитела - [12]

— Кэт, в какую из них ты положила тубус?..

* * *

Левша понял — он своего добился.

Азиат обезумел от гнева, а это худшее, что может случиться с палачом. Рубить головы нужно с чувством, но без запала. Сейчас же, когда стало ясно, что азиат не смотрит на минуту вперед, а озабочен только проблемой причинения максимальной боли пленнику, Левша рискнул.

Скотч удерживал руку наполовину, но старательный человек Гламура прикрутил ее на несколько слоев, так что о легком освобождении не могло быть и речи. Однако и медлить было нельзя. Двумя «укусами» киргиз разодрал ногу Левши так, что ходить — Левша был уверен — и без того будет нелегко. Сейчас же он намеревался вырвать из этой ноги кусок плоти. И, если у него получится, даже освобождение не давало Левше шанса выбраться из этой комнаты.

Едва скользкий от крови металл коснулся его ноги, он стиснул зубы, заревел и рванул руку на себя.

Скотч треснул и разошелся.

Левша видел, как с лица киргиза мгновенно сошла маска безумия.

Схватив щипцы за ручки, он резко дернул их на себя.

«Только бы он не выпустил их из рук!» — пронеслось в голове Левши.

Сами по себе щипцы в его руках ничего не значили. Палач мог просто выбежать из комнаты, заперев ее снаружи. И вернуться уже с помощниками и более серьезными орудиями труда.

Но в азиате гнев снова победил разум. Вместо того чтобы разжать пальцы, он вцепился в рукоятки щипцов мертвой хваткой в тот момент, когда Левша изо всех сил дернул их в свою сторону.

Он встретил азиата лбом. Не сохранив равновесие, легковесный киргиз полетел вслед за щипцами.

Уводя ручки в стороны, Левша качнулся назад и пробил головой в лицо своего палача на противоходе.

Удар пришелся туда, куда и был направлен — в нижнюю челюсть.

Боль в голове была ничто по сравнению с болью в ноге. Левша возликовал, видя, как его враг, уйдя в глубокий нокаут, падает под стул.

— Что, в школе изуверов этому не учат?!

Сунув острые зубцы щипцов под скотч на левой руке, Левша сделал движение, которым открывают консервную банку. И скотч разошелся, словно был вспорот заранее.

Первым делом он обыскал киргиза. Но ничего, кроме пластиковой карты, очень похожей на ключ для открывания электронного замка, не нашел.

— Да и ладно… — пробормотал он, сжимая клещи и выглядывая в коридор. — Хорошо бы где-то раздобыть бинт.

Ступив в коридор, он осмотрелся. Камер слежения под потолком не было. А он ожидал их увидеть, поскольку на входе в бункер таковые были. Видимо, руководители этой конторы посчитали, что если уж кому-то удалось пробраться вглубь незамеченным на входе, то здесь этого наглеца отслеживать смысла нет. Вывод логичен, ибо здесь повсюду — свои, и чужаку не спрятаться.

Все «свои» здесь, под землей, были для Левши чужими. И справедливость логики боссов этого подземного лабиринта он понял сразу, едва выбрался в центральный холл. Из него Левшу с Макаровым развели в разные стороны. Скверно только, что первым завели его, Левшу, иначе бы он точно знал, в какую из двух комнат завели Макарова. На дверях — электронные замки. Нащупав ключ азиата в кармане, он направился к средней двери. Нет смысла каждому из сотрудников выдавать ключ только от его владений. Иначе как он будет проходить сквозь помещения других сотрудников…

Вставив карту в паз, Левша провел по ней пластиковым прямоугольником. Раздался щелчок, похожий на тот, что прозвучал, когда его вводили в соседнюю комнату.

— Если есть тут кто-то, то сделай так, чтобы их было не больше двух… — прошептал он, распахивая настежь дверь и врываясь внутрь.

Но комната была пуста. Сменив настроение, Левша быстро прикрыл за собой дверь. До щелчка. Снова четыре стены. Опять из толстого стекла. У дальней — стол и кожаное офисное кресло, на столе — компьютер. Мило. Слева — шкаф.

Отодвинув одну из створок, Левша обнаружил несколько отутюженных костюмов на вешалках и шеренгу белоснежных сорочек. Он так давно не видел такого насыщенного белого цвета, что даже прикрыл глаза.

Опустив щипцы на пол, он быстро сдернул с вешалки одну и оторвал две полосы. Перемотал ногу.

Сколько времени ушло, он не знал. Все происходило так стремительно, словно он шел сюда, чтобы перевязать рану. Еще раз посмотрев на сорочки, он стал быстро скидывать с себя лохмотья, в которых прибыл с борта «Кассандры».

— Хоть похоронят в соответствующем виде… — бормотал он, застегивая несколько пуговиц снизу и присматриваясь к костюмам в соседнем отделении. Выбрав черный, он вытянул брюки, а пиджак снова поместил в шкаф.

Брюки оказались коротки. В зеркале двери он увидел странного типа: грязные, в крови, руки, лицо в потеках грязи, белоснежная рубашка и брюки черного цвета, из-под которых торчат не менее грязные, чем руки, лодыжки и серые от постоянной носки сандалии.

— Терминатор.

Крутнув от досады головой, он направился к столу. Там, в канцелярском наборе из красного дерева, заметил бэйдж. Белый, без каких-либо надписей. В углу — фото, рядом с фото — магнитная полоса. Видимо, прислонив к ней дешифратор, можно было без труда определить принадлежность хозяина бэйджа к какому-то ведомству.

— Да здесь просто ЗАО, а не подполье… — пробормотал он, вглядываясь в лицо на снимке.