Ярославичи - [37]

Он сидел, поглаживая свои казацкие усы, и я спросила: откуда они, случайны ли или есть какая связь?

— А та связь, что поселился я после войны в Краснодарском крае. — Буслаев привычным уже движением погладил ус, один и другой. — Вернулся раненый, тут хоть и не было войны, а жизнь не баловала. Друг фронтовой написал: «Приезжай, устрою». Поехал, понравилось, и остался. Три дочки, двое внучат уже не мышкинские. Не понимают, почему каждый год на отпуск еду домой.

— А правда, почему вы едете в Мышкин?

Теперь к окончанию в название города прибавлено «о». Очень уж ласковое название. На щите герба — зеленое поле. А ведь небогата здешняя земля, хоть и мало в окрестностях было болот, самое большое, где часто охотился молодой Буслаев, Пустопорожний мох занимало всего двести десятин. По скудости исторических документов, мне трудно сказать, почему отходники из Мышкина шли главным образом половыми в трактиры. Может быть, вот так же, как и Буслаева, позвал какого-то зажатого тисками нужды его удачно устроившийся приятель, и пошла, потянулась цепочка, стала, как нынче сказали бы, специализацией.

Уж как гордился Буслаев своим Мышкиным, а вот уехал же. Правда, не потянул за собой других, все родичи живут в Рыбинске. И как бы винясь за измену, нахваливал Мышкин за красоту крутых берегов, за красивые купеческие постройки с балконами, решетки к которым ковал отец, за сад, оркестр, набережную Волги, куда ходили гулять и встречать пароходы. Они ходили до половины июля, потом Волга мелела, работал один паром.

— Отец-то как, не уехал ли из Мышкина?

— Нет, он остался там. И похоронены с матерью там. Я каждый год, как приеду к брату, так и Мышкин обязательно навещу, поклонюсь могилам, посмотрю на решетки, какие ковал отец. Молчаливый, строгий он был. Ходил в сапогах, носил картуз, пиджачишко. Читать любил. Как в тридцать втором году создали МТС, он сразу туда работать пошел, Кузницу мы разобрали с теткой, на дрова распилили. А сколько всего в ней было ковано! И плуги, и бороны, и колуны, весь крестьянский обиход на этой кузне ковался. И вот какое дело: я-то почти не работал с отцом, мальчонкой был. Откуда только сноровка взялась? Ведь нынче все, что попросят, сделать могу. И ведра, коль нужно, дно вставить или самовар полудить, запаять что — со всеми бедами ко мне. Откуда взялось?

Вот это и был исторический опыт, который экономит энергию человека, способствуя росту его мастерства.

«Метеор» приближался к Мышкину. Мне показалось, что я хорошо знаю этот город, стоящий высоко, на левом, по течению, берегу, а мы к нему подходили справа. Напротив лежало большое селение Охотино, куда при Буслаеве ходил паром. Теперь уже не мелела Волга в июле. Из размахнувшегося моря вода едва умещалась в русло. Люблю высокие речные, продырявленные стрижами берега, желтые осыпи, пятисвечия молодых сосновых побегов. С пригорка стекает стадо беломордых коров. Прислушиваюсь к разговору двух пассажиров о рыбе.

— В Гаютине завод не успевает перерабатывать.

Разговор тем и привлек, что впервые сказано об обилии рыбы.

— Щуки, судаки, синец. Этот в завялке очень хорош. А судак лучше, когда он помельче, мягче тогда. В отличие от леща: тот чем больше, тем жирнее. Раньше на пристани продавали лещей.

— Теперь и на рынке не купишь.

Все же поругали время. Люди всегда оглядываются назад: мол, тогда-то было хорошо, не то что теперь. И наше время, наверное, будут также хвалить...

На деревянных перильцах, огораживающих дощатую площадку пристани, уселось несколько ребятишек, похожих на воробьишек. И нынче так же, как раньше, по рассказу Буслаева, приход парохода, даже, по-видимому, такого, как «Метеор», для них развлечение, короткий, насыщенный впечатлениями отдых от беготни, от ребячьих занятий. Большие суда здесь, в маленьком Мышкине, не пристают — очень уж мал дебаркадер, хотя на буклете, подаренном мне председателем Мышкинского народного музея В. А. Гречухиным, была изображена солидная пристань, с террасами и колонками.

Он, этот пытливый, отзывчивый человек, рассказал и легенду происхождения мышки, попавшей на герб их города, как он утверждал, более древнего, чем то событие, которое якобы послужило рождению названия.

Легенда же, местная, предупреждает Гречухин, повествует о том, что один из князей — его имя в разных источниках называют по-разному — охотился в этих местах и, устав, уснул на земле. Разбудила пробежавшая по груди его мышка, за которой ползла змея — их, кстати, и нынче немало в ярославских лесах. В честь избавления князь приказал срубить часовню, вокруг нее и разросся позднее город...

На «Метеор» взошли пассажиры, и среди них полная пожилая женщина с вертлявой, в бантиках, девочкой, в зелененьком новом платьице, с вышивкой на кармашке. В руке, приподняв напоказ, держала девочка сумочку — такие раньше называли ридикюлями, носили их, главным образом, на гуляньях, а по хозяйственным нуждам шли с кошельком.

Подвинувшись, я уступила им место рядом, на носу, а потом ушла в кормовой салон, туда, где вода плескалась за окнами, почти на их уровне, искрилась на свету, дробилась, взлетала веером брызг. Чувство движения было здесь особенно ощутимым.