Ярослав Мудрый - [235]

В июне 1990 года я пришел в Ярославскую писательскую организацию и заявил, что намерен создать в провинциальной глубинке общероссийский литературно-исторический журнал. Идею в принципе поддержали, но никто мне не поверил. Надо начинать с нуля, без гроша в кармане, бумаги, оргтехники и полиграфической базы. Многие смотрели на меня с явной усмешкой: в России хаос, неразбериха, где уж создавать «толстые» художественные журналы, когда многие из них влачат жалкое существование. Даже в лучшие годы ярославским писателям не удалось открыть журнал. Я же был настроен решительно: «Я всё четко продумал. Дайте лишь денег на оргработу и командировки». Но денег мне (пустая трата!) в творческом союзе не дали: Замыслов, как Дон Кихот, вызвался на подвиг с ветряными мельницами. Я же ни где не работал («антисоветчика» никуда не принимали), семейная казна была скудна, а зарплата жены и вовсе нищенская. Жена меня всячески отговаривала, плакала: «У тебя же совсем больное сердце. Журнал окончательно подорвет твое здоровье. Христом Богом тебя умоляю: не берись за журнал! Сердце твое не выдержит…» И всё же я не послушал жены и, собрав последние гроши, поехал в Москву. Началось мое «хождение по мукам», по бесчисленным кабинетам. Около двух месяцев жил в гостинице и дорабатывал документы, ибо каждый чиновник заставлял чего-то переделывать. Настал день, когда всё было окончательно подготовлено, но юристы затребовали за оформление регистрации журнала 10 тысяч рублей. Я срочно выехал в Ярославль, обратился в обком, облисполком, творческие союзы — всюду отказали. Руководитель писательской организации Ю. Бородкин откровенно заявил: «Брось ты эту затею. Ничего у тебя с журналом не выйдет». Но я вновь поехал в Москву и пробился к председателю правления Союза писателей страны Сергею Михалкову. Тот выслушал просьбу, пожал плечами, расстегнул свой клетчатый пиджак и, со свойственным ему юмором, произнес: «У меня всего 25 рублей. Больше ничем помочь не смогу. Вы свободны. Ко мне сейчас прибудет иностранная делегация». Я не сдвинулся с места и горячо стал говорить о значении журнала для провинции, всей русской культуры. Михалков слушал минуту, другую и поднялся из кресла: «Я все понимаю, но денег у Правления нет. И сейчас я очень занят». Я, наверное, оборзел и твердо сказал: «Никуда не уйду, пока не добьюсь десяти тысячи рублей». Михалков на какой-то миг был ошарашен, затем он тихо рассмеялся: «Так, говоришь, из Ярославля?.. Расторопный ярославский мужичок? Но ведь нужно решение Секретариата». «Собирайте!». «Дорогой ты мой, где я сейчас найду секретарей? Лето! Правда, кое-кто здесь. Нет, нет, — он замахал руками. — Это нереально»… «Подскажите, кого позвать». «Ну, ты даешь… Зимина, Сорокина, Фомичева…» Я ударился в поиски. Каждый занят, каждому недосуг, но тут мне удалось уговорить Валентина Сорокина, и тот проявил интерес, «подсобил». Урезанный Секретариат все же состоялся. Михалков, ткнув в меня пальцем, сказал: «Вот ворвался ко мне ярославский мужичок и требует десять тысяч рублей для регистрации журнала. Что прикажете делать?». «Как назовете журнал?» — спросил Зимин. «Русь».. Немая сцена. Затем слова Михалкова: «Замахнулся же ты. Дерзкое название. А кого „Русь“ собирается печатать? Солженицына?». (А. Солженицын был выслан из страны). В голосе Михалкова прозвучала ирония. Я же подумал: от моего ответа может решиться судьба журнал, и все же кривить душой не стал: «Буду рад, если Солженицын что-то даст для журнала». (Позднее так и произойдет). «Спасибо за откровенность, — нахмурившись, кивнул Михалков. Я четверть часа рассказывал о программных целях и задачах „Руси“. Меня не перебивали, и, кажется, слушали с интересом. „Задумка хорошая. Такой журнал в провинции нужен. Поможем деньгами“, — наконец решил Михалков. Секретариат поручил Литфонду СССР выделить деньги. Я, завладев бумагой, направляюсь к председателю правления Валерию Поволяеву. Но там затор, в приемной около десяти человек. Решительно направляюсь к двери, объясняя секретарше: „С документами от Михалкова“. Секретарша запротестовала, но я уже вошел в кабинет. В меня вселилась какая-то дерзость, дремавшая многие годы. Поволяев встретил хмуро, он явно недоволен, ссылается на отсутствие денег, ворчит на „щедрость“ Михалкова и, наконец, накладывает резолюцию, отфутболивая меня к директору Литфонда Долгову. Тот и вовсе встретил сердито: денег нет, а сколько надо дыр залатать, их как блох на паршивой собаке. Загляни месяца через два». Но я не ушел и применил прием, коим ошарашил видавшего виды Михалкова. Прием сработал, есть подпись! Но Долгов с ехидцей предупредил: «Зря ликуешь. Главбуха Татьяну Германовну тебе все равно не уломать». С главбухом был длительный разговор, прозвучали убийственные слова: «Деньги поступят через три недели». «А может, ускорить? Взять поручение и тотчас отвезти в банк». «Да вы что?! Это на другом конце Москвы. У меня своих дел по горло!». «Давайте я сам в банк увезу и деньги получу по платежке». Финансовая богиня смотрит на меня, как на пришельца с Марса. «Откуда вы свалились на мою голову? В банке кордон милиции. Нужен специальный пропуск». «Сделайте, напечатайте!». Опускаю длинный диалог, но в конечном итоге я все же «выколотил» спецпропуск и поехал в госбанк. Но «кордон милиции» пройти не удалось. Задержали! На пропуске отсутствует моя фотография. «Братцы, ради Христа, пропустите. Вот паспорт, писательский билет». Меня конвоируют к завбанком. Идут тяжелые переговоры, кои завершаются благополучно. На другой день журнал должен быть зарегистрирован, но нужна еще подпись замминистра Михаила Федотова. Прорываюсь и к нему…