Ярослав Мудрый. В стародавние годы - [5]

— Может быть, — говорил он им на прощанье, — скоро я созову всех своих сыновей в Берестово, куда поеду на Фоминой.

Когда послы собирались уже уезжать, Предслава позвала Скалу:

— Передай, — сказала она, — брату Ярославу, что я, Иларион и Горисвет будем помнить о нем… Прощай!

Во вторник на Фоминой Владимир переехал в Берестово. Весна была в тот год теплая, ясная, и по приезде в Берестово Владимир почувствовал себя значительно лучше. Каждый день вечером он подолгу советовался с Иларионом и Горисветом о делах русской земли; говорили не раз и о наследнике киевского великокняжеского стола, но окончательно назначить себе преемника Владимир никак не решался. Он хотел прежде поговорить с Борисом, которому намеревался передать великокняжеский стол и которого поджидал из похода на печенегов.

Десятого июля прискакал в Берестово гонец от Бориса с известием, что печенеги скрылись в степях и что князь, не найдя их и считая дальнейшие поиски бесполезными, возвращается назад. Владимира значительно ободрила эта весть, он почувствовал себя лучше прежнего, стал поговаривать о скором свидании с сыном. Но вдруг 14 июля великому князю сделалось дурно. Он старался не придавать этому особого значения, даже шутил с окружающими, однако ночью ему стало еще хуже…

Утром 15 июля Владимир исповедался у отца Илариона, приобщился Святых Таин, принял таинство елеосвящения и тихо, творя молитву, почил… Великого равноапостольного просветителя Руси не стало!

Иларион, Горисвет и Предслава, основательно опасаясь, что Святополк, узнав о кончине Владимира, еще до прибытия Бориса силою овладеет великокняжеским столом, решили не разглашать сразу печального события и перевезти тело в Киев ночью. Бояре согласились на это решение и велели тиунам и холопам молчать о случившемся. В Киев к митрополиту и попу Анастасу были посланы письма, в которых Иларион просил их приехать в Берестово по случаю неожиданной кончины великого князя Они поторопились приехать. Митрополит приехал, отслужил панихиду по почившем и вместе с Анастасом вернулся в Киев с тем, чтобы ночью ожидать в Десятинной церкви прибытия тела великого князя. Когда они уехали, Горисвет послал к конюшенному тиуну Якше, чтоб распорядился поставить лошадей, но его не оказалось в Берестове холопы сказали, что он отправился в Киев за овсом.

Поздно вечером Предслава призвала к себе четырех отроков Она вручила им письма к Ярославу и Борису с извещением о кончине отца. Предслава предостерегала отроков, чтобы они никому не говорили, куда и зачем едут…

— Кони у нас лихие, — успокаивали княжну отроки, — и мы верно сослужим службу тебе; если нужно, то и головы сложим… Мечи у нас острые, стрелы легкие, каленые.

III

Старый-престарый гусляр Андрей, которого народ звал вещим и песни и игру которого любила слушать святая Ольга, жил в Берестове в избе, построенной для него по приказанию этой мудрой княгини. Часа три спустя по кончине Владимира Святого к Андрею пришел Горисвет и рассказал о случившемся.

— Горе нам, — ответил Андрей, — закатилось солнце красное земли русской! Кто ж теперь будет править нами, кто сядет на стол великокняжеский?

Горисвет упомянул о Борисе.

— Праведный князь Борис, любим он народом, — заметил Андрей, — но чую я, что не он будет на столе киевском. Святополк поднимет руку на братьев своих, и Борису с ним не управиться, если ему не поможет Ярослав.

— И я так думал, старче, — сказал Горисвет. — Много я думал сегодня, говорил и с Предславой, и с боярами, и положили мы так: не разглашать о кончине Владимира, перевезти сегодня ночью тело его в Киев, в Десятинную церковь, а тут авось подойдет Борис, а потом и Ярослав — и тогда уж Святополку трудно будет овладеть столом киевским.

— Так-то оно так, — ответил Андрей. — Дай Бог, чтоб так сталось; но думается мне, что у Святополка есть свои люди на княжеском дворе и он скоро узнает о кончине Владимира, светвеликого князя.

— Может быть, и верно твое слово, но как же быть, Андрей?

— Надо скорей известить Бориса и Ярослава.

— Княжна Предслава пошлет к ним гонцов с письмами, лишь бы Святополк не захватил гонцов…

— Старец Григорий теперь в Смоленске, — заговорил Андрей, — я пошлю к нему сына Егория: пусть Григорий известит Ярослава… Другого сына пошлю к Борису Надо скорей предупредить их, и если Святополк захватит гонцов Предславы, авось доедут мои… Чует мое сердце что-то недоброе, чует, что Святополку нужна будет кровь праведная… Есть у меня тут еще верный человек, пошлю его к князю Глебу…

— Добро сделаешь, старче, — проговорил Горисвет и потом с глубокой грустью в голосе добавил — Много мы с тобой, Андрей, видели на своем веку, много было светлых дней, но были и темные, тяжкие — а Русь все вынесла. И если раньше она так много вынесла, то теперь, когда почивший великий князь просветил ее светом христианским, вынесет она, конечно, бедствия еще горшие… но все же сердце у меня сжимается.

— Время настунает тяжкое, боярин, что и говорить: после лета солнечного темная осень с бурями; но, даст Бог, как ни стары мы с тобой, а доживем до новых светлых дней, — успокаивал боярина гусляр.