Ярмарка коррупции - [115]

Похоже, Мелбери решил, что приобрел в моем лице сразу банкира и оруженосца, и желает, чтобы я, как швейцарский гвардеец, бросался защищать его от опасностей, которые он сам навлекает на свою голову. Я был не в восторге от моей новой роли, но не стал просить остановить экипаж или уговаривать поменять планы.

Мы остановились у таверны, где собралась большая толпа. Собравшиеся не были людьми из низших слоев общества, которые начали беспорядки на избирательных участках. Это были уважаемые представители среднего класса: лавочники и клерки, юристы средней руки. Они не были похожи на людей, способных прибегнуть к насилию, и я с облегчением вздохнул. Я вздохнул с облегчением еще раз, увидев, что все они ждут, дабы войти в таверну. Я решил, что у Мелбери не хватит терпения дожидаться в очереди в течение нескольких часов, чтобы сказать несколько неприятных слов людям, которым было на него наплевать. Однако вскоре стало ясно, что я недооценил его решимость. Он подошел к толпе и громко объявил, что нам нужно пройти, и уверенность, с которой он это сказал, сделала свое дело. Ошеломленная и недовольная толпа расступилась. Люди раздраженно ворчали, но, не обращая на это внимания, мы прошли.

Внутри стоял пир горой. На открытом огне жарился барашек, при каждом повороте вертела от него отрезался кусок и клался на тарелку, за которой тянулось сотни жадных рук. В воздухе пахло жареным мясом, табаком и вином, пролитым на пол и образовавшим липкие лужицы. Центр таверны был освобожден от столов, и люди, которые не стремились к баранине, как голодные арестанты, собрались там кружком. Некоторые одобрительно вскрикивали, некоторые стонали и в ужасе хватались за головы.

Мелбери подтолкнул меня локтем.

– Он там, – сказал он, указывая на круг.

Он обошел вокруг, пока не нашел место, откуда, по его мнению, было удобнее всего пробраться сквозь плотную толпу. Мы были на полпути, когда я увидел зрелище, так поразившее собравшихся. Пара боевых петухов, один черный с редкими белыми перьями, другой белый с красными и коричневыми, кружились друг вокруг друга с воинственным видом. Черный двигался медленно, я увидел, что перья у него мокрые и слипшиеся. Из-за его окраски и тусклого света я не сразу понял, что они намокли от его собственной крови.

Черный петух попятился и наскочил на белого, но было видно, что его силы на исходе. Более сильный петух, не обращая внимания на небольшое ранение, легко отразил атаку и, воспользовавшись тем, что раненый соперник потерял равновесие, покружился и наскочил на беднягу. Только тогда я увидел, что к когтям петухов прикреплены лезвия, значительно усугублявшие ущерб, который могло бы нанести их природное оружие. Белый петух нанес своему сопернику удар, поставивший точку в поединке. Черный петух упал на бок и не шевелился.

Толпа завопила, и люди начали отдавать друг другу монеты. Через короткое время гам стих настолько, что кто-то рискнул заговорить. Говорящего было почти не слышно, и я не сразу понял, что это голос Денниса Догмилла.

– Через час, для вашего развлечения, мы покажем еще один матч, – объявил он. – А сейчас в утешение тем, кто поставил не на того петуха, могу сообщить, что потерпевший поражение петух был членом партии тори. Кроме того, в курятнике поговаривают, что он питал симпатии к якобитам. У нас есть и другие причины радоваться. Мы лидируем в гонке, и скоро нас ждет окончательная победа вигов и их свобод и поражение тори и их абсолютизма.

Толпа ответила на это заявление дружным смехом и стала рассеиваться. Некоторые устремились к баранине, которой по-прежнему было вдоволь на вертеле, другие к бочкам с дешевым бесплатным вином. Однако Гриффин Мелбери, безусловно, знал, что делать. Он смело направился к Деннису Догмиллу и Альберту Херткому.

– Достаточно ли ваши избиратели получили удовольствия от кровавого представления, или вы намерены продолжать использовать чернь, чтобы сделать из британских свобод посмешище?

– Вряд ли можно назвать посмешищем, когда те, кто не имеет права голоса, получают возможность выразить свое мнение собственными средствами, – сказал Хертком. – Полагаю, есть люди, которых больше устраивает, как поступают французы. Там солдаты бьют каждого, кто осмелится сказать что-нибудь лишнее.

– Не собираюсь слушать подобные небылицы, – сказал Мелбери. – Вы должны понимать, что, если ваши головорезы не утихомирятся, палата общин вынуждена будет отменить результаты выборов.

– Может быть, – сказал Догмилл, – но, поскольку есть все основания полагать, что виги получат значительный перевес голосов, а разрыв будет только увеличиваться, я даже не сомневаюсь, к какому заключению придет этот важный орган власти.

Взвешенность его слов, легкость, с которой они произносились, и уверенность в победе, которую они выражали, невзирая на тот факт, что в данное время лидировал кандидат тори, лишь еще больше распалили Мелбери.

– Вы мерзкий мошенник, Догмилл! Вы что думаете, Вестминстер – это карманный округ, который можно отдать, кому пожелаете, только потому, что у вас денег куры не клюют? Думаю, скоро вы узнаете, что британские свободы – опасный зверь, если его выпустить из клетки.