Ярмарка коррупции - [107]

– Это большая сумма, вам так не кажется?

– Вовсе не кажется, мистер Мелбери, совсем нет. Только подумайте, что вы получаете. Неужели вы хотели бы уплатить двадцать или тридцать фунтов за такое же число, но, когда, как говорится, пыль рассеется, получить только пятьдесят голосов за ваши деньги?

– Вы просите больше чем пять шиллингов за человека. Это довольно дорого.

– Дорого, но вы платите за репутацию, знаете. За репутацию. Я не могу вам сказать, сколько нам предложил человек мистера Херткома, но, поверьте, я не могу вернуться к этим людям с меньшей суммой, чем сто фунтов, и смотреть им в глаза. Они мне скажут: «Как ты мог принять это предложение, когда мистер Хертком предлагал намного больше?» Что я им отвечу?

– Вы можете сказать им, что, поскольку они тори, их должно обрадовать, что меня выберут.

– Если бы это было главным, вы были бы правы, сударь. Но это коммерция, знаете ли.

– Предлагаю шестьдесят фунтов.

– Шестьдесят фунтов! – закричал Хайуолл истошным голосом, будто Мелбери вынул шпагу из ножен. – Шестьдесят фунтов! Вы меня шокируете, мистер Мелбери. Да, да, шокируете. Полагаю, мне придется отложить этот разговор, так как вы меня чрезвычайно расстроили своим предложением. Мне требуются кровопускание и клизма, прежде чем я смогу продолжить. Шестьдесят фунтов – самое что ни на есть оскорбительное предложение. Девяносто фунтов, и не меньше.

– Предлагаю семьдесят, – сказал Мелбери.

– Клуб «Красная лиса» стоит гораздо больше, чем семьдесят фунтов, но я уважаю вас, сударь, и поэтому приму восемьдесят фунтов в качестве компенсации нашей поддержки вас на выборах в палату общин.

И они пожали друг другу руки. Так за несколько минут мистер Мелбери получил десятую часть голосов, необходимых ему, чтобы занять желаемое место.

Завершив сделку с мистером Хайуоллом, Мелбери решил, что он провел больше чем достаточно времени в обществе лидера клуба избирателей «Красная лиса», и предложил перебраться в более подходящее для нас место. Он остановил свой выбор на кофейне Розторна на Лоу-Менс-Понд-роу, известной в городе как место встречи тори из высших слоев общества. Действительно, едва мы вошли, Мелбери обступила толпа доброжелателей, однако, в отличие от людей из низших слоев, вскоре они оставили его в покое. После того, как он обошел зал и представил меня большему количеству людей, чем я мог запомнить, мы устроились за столиком.

Он сказал, что здесь подают бордо отменного качества, и я заказал вина, последовав его совету. Мы также взяли холодного цыпленка, чтобы утолить голод.

– Сделка с клубом избирателей шокировала вас? – спросил он.

– А должна была?

– Ну, вы ведь из Вест-Индии. Полагаю, жизнь там устроена намного проще. Вы, вероятно, не привыкли получать то, что вам нужно, такими окольными путями.

– Уверяю вас, – сказал я беззлобно, – взяточничество – известная вещь в Вест-Индии.

– О, какое грубое слово «взяточничество»! К чему нам оно? Назовем это просто сделкой, а в коммерческой сделке ведь нет ничего плохого. Я лишь ценой остался недоволен. Знаете, на прошлых выборах, мне кажется, я мог бы получить те же голоса за десять фунтов. Но теперь эти клубы знают себе цену. Однако, несмотря на дороговизну, это все равно дешевле, чем лично убеждать триста пятьдесят человек прийти на избирательный участок и проголосовать за тебя.

– А есть другие, такие же деликатные методы получения голосов? – спросил я.

Мелбери подмигнул.

– Выборы еще только в самом начале, – сказал он. – Поживем – увидим. Но не забывайте, что поставлено на карту – честь, целостность и будущее королевства.

– Можно у вас кое-что спросить? – отважился я.

Весь вечер я мучился, не зная, как подступиться к этому вопросу. Я не мог придумать, как сделать, чтобы он возник естественно и органично в ходе нашей беседы. В конечном счете, я решил спросить прямо. Я же был новичком, и если мистер Мелбери считал меня невежественным выходцем из Вест-Индии, я мог извлечь для себя выгоду из его взглядов.

Казалось, он только обрадовался случаю изобразить профессора в университете современной политики.

– Я постараюсь ответить на любой ваш вопрос, – сказал он.

– До какой степени вы полагаетесь на своих сторонников, которые имеют якобитские убеждения?

Доброжелательная улыбка мгновенно исчезла с его лица. У него был такой вид, словно я уронил кусок дерьма в его тарелку. Несмотря на то, что кофейня была тускло освещена, мне показалось, он побледнел.

– Прошу вас, – сказал он, – если вздумаете произносить это слово в общественном месте и в моем обществе, делайте это шепотом. В данном месте вы можете нажить себе врагов одним лишь упоминанием, что подобные люди существуют.

– Неужели опасно даже упоминать о них?

– Опасно. Вы знаете, что Хертком и Догмилл только и ищут повод, чтобы изобразить нас кучкой предателей в услужении у ложного короля. Мы должны сделать все, чтобы не дать им в руки это оружие. – Он сделал глоток вина. – Почему вы спросили, сударь?

– Просто из любопытства.

Он наклонился ко мне и заговорил едва слышным шепотом:

– Позвольте мне откровенность, мистер Эванс. Вы мне симпатичны, сударь. Я благодарен вам за услугу, которую вы мне однажды оказали. И я всегда буду об этом помнить. Но если вы сами разделяете взгляды политического лагеря, о котором упомянули, я должен вас просить никогда со мной не заговаривать, не появляться рядом со мной, не посещать никаких мероприятий, на которых я присутствую. Прошу великодушно простить меня за, может быть, излишнюю суровость, но я не могу допустить, чтобы намек на этих безрассудных бунтовщиков причинил вред моей репутации или моим политическим целям.