Японский солдат - [20]

Мадзима был земляком Ёсимуры, хорошо знал и его отца, владельца бакалейной лавки, и самого Ёсимуру, который, закончив торговую школу, некоторое время был учителем (вернее, помощником учителя) начальной школы у них в деревне. Мадзима рыбачил и там, на родине. По простоте душевной он и предложил Ёсимуре бежать вместе на остров С.

На остров С., по словам Мадзимы, можно было бы переправиться и на плоту, если б не нашлось каноэ. Кокосовых и саговых пальм там было столько, что им двоим хватило бы на всю жизнь. И рыбы там вдоволь. Когда их часть была разбита в бою у мыса Торокина — это был первый бой с целью выбить противника, высадившегося на мыс, — их полк оказался в районе Маймай без всякого продовольствия (как раз тогда-то и была создана рыболовецкая команда и команда по добыче соли). Солдаты раскорчевали джунгли, посадили батат, а пока рыскали по джунглям в поисках пищи. Отряду по умиротворению населения часто приходилось вступать в конфликты с туземцами, так как голодные солдаты опустошали поля с овощами и плантации саго. Саговые пальмы были главным достоянием местных жителей. Они давали много крахмала, а листья служили материалом для постройки хижин. Деревья достигали зрелости лишь через двадцать лет, а японские солдаты вырубали ценные пальмы, не считаясь с этим.

Ствол саговой пальмы достигает пятидесяти сантиметров в диаметре, верхушка дерева на высоте более десяти метров увенчана шапкой огромных листьев, раскинувшихся, как крылья птицы. Свалить саговую пальму нелегко — пила оказывается слишком коротка, и нужен топор. Мадзима, уговаривая Ёсимуру бежать, сказал, что он уже разжился топором. Ёсимура не знал, как давно он вынашивал план побега на остров С. Возможно, эта мысль впервые пришла Мадзиме в голову, когда на пепелище какого-нибудь брошенного селения ему попался на глаза блестящий топор. С того времени, когда он состоял в рыболовецкой команде, у него остались крючки и леска. Была и самодельная острога для подводной охоты. Все это Мадзима прятал в вещмешке.

План побега был продуман в мельчайших деталях. Ёсимура подумал, что, если им удастся переправиться вдвоем на остров С., там они с голоду не умрут, будут жить, как Робинзон Крузо. А тем временем война, глядишь, и кончится; их заметят с какого-нибудь корабля и вызволят с острова или обнаружат местные жители. Однако Ёсимура никак не мог решиться на эту, пожалуй, даже не лишенную романтики авантюру.

Он понимал, что, если не предпринять никаких шагов, смерти не избежать. Нестерпимо было думать, что его труп сбросят с обрыва или, как ефрейтора Минами, убьют и съедят дезертиры. Подобная смерть казалась особенно нелепой здесь, на краю обрыва, откуда открывался необъятный простор. Там, за морем, — Япония, но она так далеко, что при одной мысли об этом кружится голова. И все же за этим морем родина! Дума о ней болью отдавалась в его сердце. Кто бы мог ожидать в тот день, когда пятнадцать кораблей японского флота торжественно и гордо подошли к этим островам, что все кончится так плачевно!

Приказ о переброске дивизии из Центрального Китая на юг они получили в декабре сорок второго года. Если бы не этот приказ, через два месяца кончился бы срок службы старшего унтер-офицера Ёсимуры и всех других, кто был призван в тридцать восьмом году. Когда вышел приказ, солдаты сначала огорчились, но возможность участвовать в военных действиях теперь, когда началась великая восточноазиатская война и императорская армия, словно огненный смерч, ринулась на юго-запад Тихого океана, показалась им заманчивой. «Ну ладно. Наверно, это ненадолго… Отчего бы и не прокатиться за казенный счет», — шутили солдаты, поднимаясь на судно в Шанхае.

И действительно, вначале, когда они высадились на этот остров, было не так уж плохо. Здесь, по другую сторону экватора, все казалось им удивительным. Особенно поразили их местные жители: иссиня-черная кожа, набедренные повязки, обычай продевать в уши и ноздри белые кости животных. Будет о чем рассказать дома!

Однако мечта о быстром возвращении домой померкла уже через полгода после высадки на остров. Американская армия начала контрнаступление с острова Гуадалканал, перерезала в августе сорок третьего года все транспортные коммуникации с севера и в ноябре высадилась на остров Б. С тех пор они чуть не каждый день хоронили своих товарищей — люди умирали от голода, малярии, погибали во время артиллерийского обстрела; в роте, насчитывавшей более двухсот человек, осталось всего двадцать. Мысль о том, что и он может погибнуть здесь, на этом острове, жалкой смертью, казалась Ёсимуре невыносимой. Он боялся смерти.

Ёсимура боялся смерти и семь лет назад, когда его призвали в армию, он хотел во что бы то ни стало вернуться домой живым. Когда пришло известие, что его племянник Ногами Тосио погиб на поле боя в Северном Китае и односельчане, шумно обсуждавшие это событие, называли смерть Тосио большой честью для деревни, он слышал, как мать тихо прошептала: «Мертвые чести не имут». Он тоже так думал. Он не ощущал, что в словах «смерть на поле боя» заключено нечто большее, чем просто смерть. Но он боялся прослыть малодушным и потому всегда поступал так, как поступали другие. Страх смерти неотступно следовал за ним, но это был страх в предвидении возможной смерти. Поэтому, как только отдалялась эта возможность, сам собой исчезал и страх. Случайно (это было действительно чистой случайностью) он уцелел. Однако теперь дни его были явно сочтены — жизнь таяла, как месяц на исходе. И эта близость смерти была невыносимой.