Японский ковчег - [92]

Шрифт
Интервал

За годы службы в дивизионе «Дракон» ему пришлось повидать и кенийских львов, и парагвайских кайманов, и гавайских голубых акул. В памяти мгновенно всплыли сцены охоты на анаконду в джунглях амазонки, куда его пригласил вождь племени марриба по случаю поимки олигарха Циперовича. Речное чудище удалось выманить на сушу, и лучший охотник племени вышел, чтобы сразиться со змеей один на один. Он был почти без оружия, с коротким дротиком в руке. Пятнадцатиметровая анаконда, чуть приподнявшись, замерла перед броском, когда индеец неуловимым движением, почти без замаха, метнул свой дротик прямо в глаз хищному монстру. Анаконда, как по волшебству, бессильно обмякла и забилась в конвульсиях.

Эта сцена промелькнула в меркнущем сознании Вика, когда грудная клетка, казалось, уже готова была треснуть в железном объятии удава. Он слегка повел правым плечом и понял, что рука еще может двигаться – есть даже пространство для замаха. Из последних сил держась за ветку левой рукой, Вик резко тряхнул правым запястьем. Из рукава выстрелило на восемь дюймов лезвие десантного выкидного ножа, прикрепленного к предплечью – штатное оружие их спецдивизиона, без которого на задание выходить запрещалось. Питон не успел опомниться, как стальное острие по рукоятку вошло ему в глаз, пробив череп до мозжечка. Удар был настолько стремителен и беспощаден, что рептилия мгновенно испустила дух, расслабив смертельную хватку. Вик с трудом выбрался из обвисших колец и шагнул к дверце.

Старик Хори оказался не прост. Вспомнилось, как в Гарварде сокурсник-индонезиец рассказывал о своем родном селенье на Борнео. Там крестьяне побогаче испокон веков держали на подворьях вместо собак ручных питонов. Ночью змеи размещались в гнездах над воротами. Своих они не трогали, а непрошеные гости, зная о местном обычае, остерегались соваться. Видимо, Хори кто-то предложил завести такого питомца, и старый эксцентрик согласился. Вик взглянул на часы: до закрытия смотровой площадки оставалось чуть больше получаса.

Темная гостиная была обставлена в европейском стиле: мягкий диван с двумя креслами вокруг продолговатого журнального столика. Под лучом фонаря сверкнул темно-синий узор напольной минской вазы. Вик огляделся по сторонам. На низенькой этажерке с аудиовидеотехникой справа от дивана стояли компьютер, проектор, дисковый проигрыватель, эпидиоскоп и еще какие-то не вполне понятные гаджеты. На стенах висело несколько полотен в ажурных багетных рамах. В дальнем углу единственным напоминанием о японских корнях хозяина маячил мрачный манекен в самурайских доспехах с алебардой в руке. На рогатом шлеме отчетливо вырисовывался золоченый шишак с вычеканенным гербом – три скрещенные стрелы. Никакой тумбы со шкатулкой, о которой рассказывала Нина, в поле зрения не попадалось.

Еще раз глянув на часы и мысленно выругавшись по-английски (к русскому мату он до сих пор не мог привыкнуть после Штатов), Вик приготовился обследовать следующую комнату. Он уже сделал несколько шагов по направлению к выходу, но, интуитивно обернувшись в последний раз, вдруг заметил под журнальным столиком смутный контур добавочной полки для прессы с каким-то крупным рельефным предметом посередине.

Сердце разведчика учащенно забилось. Одним прыжком он перемахнул через кресло и выхватил из-под палисандровой столешницы черную лакированную шкатулку. Под лучом фонаря вспыхнуло оперенье тисненой перламутром птицы феникс на крышке ларца. Вик приподнял крышку пальцем, потянул вверх, и она легко подалась, открывая пустоту внутри. Обтянутое шелком черное матовое нутро маленького ящичка служило лишь фоном для лежащего в нем предмета – компьютерной флэшки, оформленной в виде маленького изящного фарфорового параллелепипеда с гравюрами Хиросигэ по плоским граням.

Сунув флэшку в карман и мысленно возблагодарив японских богов, Вик ринулся назад, к зимнему саду. По дороге он споткнулся о бездыханное тело верного питона и брезгливо отбросил ногой тяжелый хвост. Веревочная лестница мирно колыхалась под вечерним бризом за прорезанным в монолитной толще окном. Застегнуть карабин и выбраться наружу было делом нескольких секунд, а еще через две минуты Виктор Нестеров уже сматывал капроновые ступени, стоя на крыше и любуясь панорамой ночного Токио. На востоке тускло блестела гладь Тихого океана. Сверкали огни кораблей в заливе. Чуть южнее, в районе аэропорта Ханэда, мерцая бортовыми огнями, садились три самолета. На севере горящими струями растекались бесчисленные потоки машин по улицам Гинзы, а за ними упиралось макушкой в темные облака подсвеченное Небесное дерево – новая пятисотметровая телебашня. Ее престарелая крестная – старая красная Токийская башня, построенная когда-то в пику Эйфелю по сходным лекалам, но на несколько метров выше – вздымала свой пирамидальный стальной каркас совсем рядом, в полукилометре от Роппонги-хиллз.

Вик вздохнул. Ему хотелось полюбоваться ночными видами столицы подольше, но надо было спешить. Часы показывали без четверти одиннадцать. Он аккуратно убрал альпинистскую амуницию в сумку, отряхнул брюки, поправил марлевую маску и спустился в каптерку, где контролер по-прежнему мирно сопел на диване. Кодзи чинно сидел за столом, перебирая стопку с корешками билетов и поглядывая в зал, где прогуливалось несколько припозднившихся посетителей. Завидев напарника, он встал и неторопливо проследовал к лифту. Как только створки дверей сомкнулись. Вик тронул пальцем закодированные позывные Нины на дисплее айфона. Дождавшись, пока звонок прозвучит три раза, он нажал отбой. Минуту спустя, в тот момент, когда они вышли из лифта в пустой просторный вестибюль со скучающим вдалеке вахтером, за стеклянной дверью на пандусе показался компактный силуэт Хонды Фит. За рулем сидела женщина в изящной шляпке с полями. Нижнюю часть ее лица скрывала гигиеническая марлевая маска.


Рекомендуем почитать
Год, Год, Год…

Роман «Год, год, год…» (в оригинале «Где ты был, человек божий?») был выпущен «Молодой гвардией» и получил много добрых отзывов читателей и прессы. В центре романа — образ врача, сорок лет проработавшего в маленькой сельской больнице, человека редкой душевной красоты, целиком отдавшего свою жизнь людям.


Похищение Европы

2015 год. Война в Сирии разгорается с новой силой. Волны ракетных ударов накрывают многострадальный Алеппо. В городе царит хаос. Шурали Хан — красивейший и образованнейший человек в своем роду — является членом группировки Джабхат ан-Нусра. Шурали завербован в 2003 году на одной из американских военных баз в Ираке. По разоренной Сирии кочуют десятки тысяч беженцев. Шурали принимает решение присоединиться к ним. Среди руин Алеппо Шурали находит контуженного ребёнка. Мальчик прекрасен лицом и называет себя Ияри Зерабаббель.


Первый снег

Автор – профессиональный адвокат, Председатель Коллегии адвокатов Мурадис Салимханов – продолжает повествование о трагической судьбе сельского учителя биологии, волей странных судеб оказавшегося в тюремной камере. Очутившись на воле инвалидом, он пытается строить дальнейшую жизнь, пытаясь найти оправдание своему мучителю в погонах, а вместе с тем и вселить оптимизм в своих немногочисленных знакомых. Героям книги не чужда нравственность, а также понятия чести и справедливости наряду с горским гостеприимством, когда хозяин готов погибнуть вместе с гостем, но не пойти на сделку с законниками, ставшими зачастую хуже бандитов после развала СССР. Чистота и беспредел, любовь и страх, боль и поэзия, мир и война – вот главные темы новой книги автора, знающего систему организации правосудия в России изнутри.


Беспокойные

Однажды утром мать Деминя Гуо, нелегальная китайская иммигрантка, идет на работу в маникюрный салон и не возвращается. Деминь потерян и зол, и не понимает, как мама могла бросить его. Даже спустя много лет, когда он вырастет и станет Дэниэлом Уилкинсоном, он не сможет перестать думать о матери. И продолжит задаваться вопросом, кто он на самом деле и как ему жить. Роман о взрослении, зове крови, блуждании по миру, где каждый предоставлен сам себе, о дружбе, доверии и потребности быть любимым. Лиза Ко рассуждает о вечных беглецах, которые переходят с места на место в поисках дома, где захочется остаться. Рассказанная с двух точек зрения — сына и матери — история неидеального детства, которое играет определяющую роль в судьбе человека. Роман — финалист Национальной книжной премии, победитель PEN/Bellwether Prize и обладатель премии Барбары Кингсолвер. На русском языке публикуется впервые.


Жизнь и другие смертельные номера

Либби Миллер всегда была убежденной оптимисткой, но когда на нее свалились сразу две сокрушительные новости за день, ее вера в светлое будущее оказалась существенно подорвана. Любимый муж с сожалением заявил, что их браку скоро придет конец, а опытный врач – с еще большим сожалением, – что и жить ей, возможно, осталось не так долго. В состоянии аффекта Либби продает свой дом в Чикаго и летит в тропики, к океану, где снимает коттедж на берегу, чтобы обдумать свою жизнь и торжественно с ней попрощаться. Однако оказалось, что это только начало.


Время вновь зажигать звезды

Виржини Гримальди с присущей ей чуткостью и душевным теплом рассказывает историю трех женщин. Историю о том, что, какой бы страшной беда ни была, выход есть всегда. И очень важно не забывать об этом. Анне тридцать семь. Работая с утра до ночи, она пытается свести концы с концами и поднять двух дочерей. На личном счастье она давно поставила крест. Хлое семнадцать. Когда-то прилежная ученица с большой мечтой, она забросила лицей, решив отказаться от планов на будущее и работать, чтобы хоть как-то помочь маме. Лили двенадцать.