Японский ковчег - [71]

Клуб «Милорд» не зря гордился своими традициями: вход для леди и джентльменов только в вечерних костюмах, мужчинам обязательно в галстуке; никаких чаевых официантам – все покрывается из членских взносов; право привести с собой спутника или спутницу на основах строгой конфиденциальности, с гарантией неразглашения имен. Эти и еще некоторые правила были введены учредителями клуба почти тридцать лет назад. Первыми спонсорами были легендарные герои лихих девяностых: Сильвестр, Япончик, Дато Коберидзе, дед Хасан, Миха Кишинёвский, Рома Вырви-глаз, Паша Любер. Здесь они встречались с друзьями и коллегами, решая судьбу необъятной страны, только что освободившейся из оков тоталитаризма. Здесь делили территории, обсуждали с прорабами перестройки важные государственные дела, диктовали темы медиамагнатам, устанавливали цены на алюминий, никель, нефть и газ.

Хотя многие из отцов-основателей не дожили до эры торжества своих идей и принципов, их имена были золотыми буквами вписаны в скрижали истории клуба, как и в летопись истории страны, рядом с именами выдающихся демократов-рыночников, крестных отцов приватизации, капитанов российской олигархии и столпов незыблемого режима. В спинки их любимых кресел были врезаны миниатюрные платиновые таблички с фамилиями, а чаще с рабочими псевдонимами. Их пивные кружки, хрустальные фужеры, рюмки, пиалки для сакэ, бокалы Том Коллинз и даже простые граненые водочные стаканы хранились в клубном музее рядом с автографами великих людей, их забытыми носовыми платками, оброненными зажигалками, пустыми пачками сигарет, и затушенными окурками. Многочисленные портреты основателей клуба и их либерального окружения кисти Ликоса Капранова были вывешены в Галерее 1991 года на первом этаже здания, так что никто из гостей не мог пройти в ресторан, казино или гостиную не отдав дань уважения героям. Даже Мияма, который нередко путал представителей европеоидной расы, уже знал многих в лицо.

В новом тысячелетии клуб «Милорд» по-прежнему оставался двигателем прогресса, местом сбора политической и деловой элиты, давно уже состоящей под неусыпным присмотром гарантов безопасности и покоя.

– Понимаешь, Кузя, – охотно вещал Пискарев, развалившись в глубоком кожаном кресле Минотти, – такие тут у нас понятия. Медленно, брат, запрягаем, да зато быстро едем. Ты же сам видел: все наши твой проект одобрили. Но в бане за пивом покалякать – это одно, а бумагу с подписями и печатями замастырить – совсем другое. Ведь народ у нас ушлый. Они все чего хотят?

– И рыбу съесть, и косточку не поглотить? – догадался Мияма.

– О! В самую точку! – согласился Пискарев.

– В какую точку?

– В самую! Никто не хочет в таком деле подставляться. А значит, ищут подставных лиц.

Чтобы на них в случае чего всё свалить. Как найдут, так сразу всё подпишут и начальству твоему отправят по всей форме. Нам сообщат уже постфактум. Это во-первых. А во-вторых, им еще между собой надо разобраться, для своих места в списке зарезервировать.

– А потом нельзя? – озадаченно поднял бровь Мияма.

– Наверное, можно, но все хотят побыстрее. Чтобы не остаться, не дай Бог, за бортом. Кстати, обо мне-то ты, конечно позаботишься? Мне нужно контрамарку мест на десять. Не забудь, пожалуйста.

– Но ведь еще никакого бункера нет! – снова удивился Мияма. – Это же, как у нас излагают, «шкура непойманного барсука». Зачем же сейчас делить места, если ничего пока не построили?! И потом, я вряд ли могу контрамарку. Наверное, меня не захотят послушать.

– Хо-хо! – Пискарев даже слегка подпрыгнул в своем кресле. Чтобы они не послушали шефа японской разведки! В такое время! Когда ты их всех держишь за яйца!

– Шура, – застенчиво покачал головой Мияма, – Я их не принимаю за яйца. Я знаю, что беседую с высокоподставленными чиновниками Российской Федерации. А какого шефа японской разведки они должны послушать?

– Кузя, кончай ваньку валять, – ухмыльнулся Пискарев. – Не гони своим ребятам. Ты что ж, думаешь, мы у себя в Министерстве культуры вообще уже ничего не петрим? Может, я на этот пост в министерстве прямо с луны свалился, а не с третьего этажа Лубянки? Да ладно! Рыбак рыбака… Мне с тобой, профессор, давно все ясно. Оба мы подвизаемся, так сказать, на ниве культуры, но ведь не культурой единой жив человек. Мы с тобой одного поля ягоды. Мне ведь без разницы, на кого ты работаешь, если ты сейчас нам полезен. А то, что ты шеф, хоть и не знаю в каком чине, так это ежу понятно. Рядового сотрудника на такое дело к нашим тузам не послали бы, так?

Мияма неопределенно пожал плечами. Он мало что понял из цветистого монолога своего русского друга.

– Шура, – осторожно осведомился профессор, – а что ты имеешь в еду?

– В каком смысле? – озадаченно переспросил Пискарев.

– В смысле идиоматизмов. Какого Ваньку надо кончать валять? И что не надо гнать ребятам? И что рыбак рыбаку делает? И где эта нива, на которой мы подвигаемся? И почему мы ягоды на одном поле? И какому ежу все понятно? Ну, и вообще – слишком сложные идиоматизмы в высокой концесрации…

– Ну, если вообще, то, чем зря языком болтать, давай-ка лучше еще накатим! – обобщил Пискарев, по-хозяйски ухватив початую бутылку портвейна Taylor SCION, стоявшую рядом на журнальном столике, и наполняя до краев слабо тонированные бокалы тончайшего венецианского стекла в форме слегка сплюснутого тюльпана. – Предлагаю по-нашему – до дна и с тостом. Как всегда, за успех мероприятия!