Японский гербарий - [18]

Ну что ж, Кен таков, каким прислало Провидение, и она приняла его, чувствуя себя достаточно сильной, чтобы сделать жизнь Кена рядом с ней приятной.

Больше всего она любила ездить с ним в Вакавилл, в дедов дом, который пока еще не стал музеем. Зигни хотела родить детей — да, не ребенка, а детей — с врачом не поспоришь — там, где и зачала их. Но вряд ли это возможно. Ей предстоит родить двойню, и в Миннеаполисе это более надежно.

— О, мадам, — зазвучал в ушах Зигни голос врача, у которого она недавно была на консультации, — должен вас обрадовать, оба сердечка бьются четко.

Сэра и Дэн радовались браку младшего сына и Зигни.

— Ну вот, — говорил Дэн, — моя мечта сбылась, Сэра, у нас есть дочка.

Лицо Сэры освещалось улыбкой. Да, кивала она, о да, я тоже рада.

— Я тебя люблю, — шепнула Сэра, целуя Зигни, когда молодые вошли в церковь. — Такая жена для моего сына — просто дар Небес.

Зигни была красивой невестой, очень, и знала об этом. Старинное платье, в котором выходила замуж еще бабушка Сэры, хранилось в семье Стилвотеров как дорогая реликвия. Сэра с опаской предложила Зигни надеть это платье: пышные юбки, кружева вокруг шеи, ткань невероятно тонкая, невесомая — даже Сэра не могла сказать, как она называется и как попала в Америку из Европы. Но на Зигни свадебный наряд выглядел так, будто до нее никто его не надевал. Зигни казалась воплощением чего-то вечного, неизменного.

— Зиг, детка! — прошептала Сэра и прижала ладони к щекам. Глаза ее наполнились слезами. — Я ведь тоже выходила замуж в этом платье.

— О, на вас оно наверняка сидело еще лучше! — отозвалась Зигни, оглядывая себя со всех сторон. Странное дело, ей показалось, что она похожа на Сэру, будто была ее дочерью.

— Нет, это платье ни на ком не может сидеть лучше, чем на тебе! — горячо запротестовала Сэра. — Я так рада, что традиция сохраняется! Я хотела иметь дочь, чтобы увидеть ее в этом платье в самый счастливый день. Спасибо тебе, Зиг.

— Это вас я должна благодарить, Сэра. Я думаю, платье еще не раз окажется у алтаря…

— Очень надеюсь. — Сэра нежно поцеловала Зигни в щеку.

Как неистов, как горяч был Кен в первую брачную ночь! Каждое прикосновение его рук, языка, тела, жаждущей плоти отзывалось в Зигни огнем желания, несмотря на естественную в первый раз боль. И она больше ничего не опасалась. Кен оказался опытным мужчиной, наверняка он практиковался не однажды, и с разными женщинами. Но какая разница, что было у каждого из них до того, как они соединились? Никто не вправе требовать отчета о прошлом. Прошлое на то и прошлое, чтобы не быть настоящим. А настоящее никогда не станет будущим. Вот простая истина, до которой Зигни дошла сама и правильность которой подтвердила Энн.

Кен парил над Зигни, он то опускался, то снова взмывал вверх, потом проникал в нее, кажется, до самого дна и снова взмывал.

Он залил ее своим семенем, так могло ли оно не прорасти? Зигни показалось, что она почувствовала это тотчас, едва Кен упал на подушки.

— Зиг, ты невероятная, Зиг… Я люблю тебя.

— И я люблю тебя.

Да, она любила его. Так, как могла. Как умела. Она любила его как знак свыше, воплощенный в облик красивого американского мужчины.

— И уже люблю наших детей, — добавила Зигни.

Он с трудом улыбнулся, кажется, не до конца осознавая ее слова.

— Я тоже. Люблю.

Казалось, Зигни умела все — не сыскать ее американской ровесницы, которая была бы столь же умна, скромна, нетребовательна и работяща. Сэра Стилвотер без трепета вверила заботам этой девочки своего младшего сына Кена. Она уже явственно видела стайку маленьких Стилвотеров, золотоголовых и милых.

Чем сильна Америка? Здоровой и постоянно обновляющейся кровью, считала Сэра. Может быть, мой бедный Ник родился больным, потому что мой род и род Дэна происходят из Шотландии и кровь наша не смешивалась с другой много поколений. И вот — осечка. Сэра тяжело вздохнула. Все будет хорошо. Не может такого быть, чтобы Зигни-Златовласка не исправила ошибку рода.

Медовый месяц молодые провели в Европе, а потом, приведя в порядок свой новый дом, отправились в Колорадо, в экспедицию.

Кен даже не спрашивал, согласна ли Зигни поехать. Разве кто-то может не захотеть увидеть столь прекрасный уголок? Углубиться в чащи Колорадо и наслаждаться жизнью во всех ее проявлениях! Он даже не спрашивал, хочет ли она ехать. И, когда Зигни обронила, что ей придется тащить в рюкзаке японский фолиант и словари, Кен удивленно взглянул на нее.

— Словари? Не хочешь ли ты сказать, что станешь переводить язык птиц?

Она покачала головой.

— Нет, Кен, в свободное время я буду переводить язык любви японских мужчин.

— О, так у меня есть соперники…

— Да, и много. Около пятисот.

— Я не боюсь, дорогая. — Кен наклонился и чмокнул ее в макушку. — Я неотразим. Разве нет?

Он на самом деле не боялся соперников, этих древних стихоплетов, целого сонмища мужчин с их любовными страстями, направленными на давно ушедших подруг, жен и возлюбленных… Кен был полон сил, полон желания. А тело Зигни такое ловкое и словно по нему скроенное, лицо с небесно-серыми глазами-озерцами, в которые можно смотреть с утра до ночи. Кен хотел только Зигни.