Япония, японцы и японоведы - [25]

Несколько иное впечатление производил старший научный сотрудник отдела Александр Львович Гальперин. В отличие от Эйдуса ему было свойственно стремление к углубленному изучению отдельных этапов японской истории и к обстоятельному теоретическому осмыслению исторических событий и процессов. Стремление к познанию истории сквозь призму марксистского учения о социально-экономических формациях рассматривалось тогда всеми советскими историками как естественный и верный путь к истине. И Александр Львович проявил в этом деле немалый талант, хотя сегодня некоторые из его тогдашних рассуждений могли бы показаться догматическими. Однако свои взгляды Александр Львович высказывал хотя и убежденно, но в то же время не категорично, в мягкой форме, не игнорируя мнения своих более молодых собеседников и не подавляя их морально своим авторитетом. Как и Эйдусу, Гальперину было свойственно чувство юмора, а потому те споры, которые велись иной раз на заседаниях отдела между ним и Хаимом Тевельевичем, с удовольствием слушались присутствовавшими, а их шутливые реплики в адрес друг друга вносили разрядку в монотонный ход заседаний, вызывая улыбки и смех.

Большое уважение вызывали у меня ответственное отношение А. Л. Гальперина к своим научным изысканиям, его упорное стремление использовать по возможности труды японских ученых-историков, хотя такая работа и отнимала у него много времени. Его книга "Англо-японский союз: 1902-1921 годы", изданная на основе его докторской диссертации в 1947 году, стала в моих глазах одним из лучших образцов научных исследований советских японоведов.

Весьма уважительно относился Александр Львович и к своим начинающим коллегам. Мои беседы с ним при встречах в узких коридорах института всегда оставляли в памяти приятный осадок. Правда, один раз, где-то в 1954-1956 годах, на одном из заседаний отдела Японии у меня завязался спор с Александром Львовичем. Спор возник при обсуждении чернового проспекта по новой истории Японии, подготовленного мной в порядке планового задания, для того чтобы в дальнейшем сотрудники отдела приступили бы к намечавшейся одноименной коллективной монографии, ответственным редактором которой был назначен А. Л. Гальперин. Мой проспект был написан в проблемно-хронологическом плане. Предполагалось, что разбивка на главы будет произведена в хронологическом порядке, а что касается параграфов внутри каждой главы, то они будут носить проблемный характер: экономическое состояние, внутренняя политика, внешняя политика, культурная жизнь и т.д. Но такая структура не понравилась Александру Львовичу, и он выступил против проблемных параграфов, за изложение событий в хронологическом порядке, независимо от того, пойдет ли речь об экономике, политике или дипломатии. Его аргумент сводился к тому, что не следует "нарушать естественную ткань событий". Я возражал, считая, что такое пассивное перечисление фактов в хронологическом порядке будет мешать выявлению наиболее важных проблем японской истории, затруднит усвоение читателями содержания будущей книги. Спор этот завершился не в мою пользу: как и следовало ожидать, авторитет Александра Львовича повлиял на мнения других выступавших. Тем более что именно Александр Львович должен был стать ответственным редактором предполагавшейся работы. Поэтому, конечно, все решили, что ему, как говорится, "и карты в руки". Но обиды у меня на Гальперина за это поражение в одной из моих первых научных дуэлей не осталось. Объяснялось это отчасти тем, что мое участие в написании будущей книги не предполагалось, да и к изучению новой истории Японии у меня душа не лежала, т.к. больше всего мне хотелось тогда заниматься японской современностью.

Большим вкладом А. Л. Гальперина в развитие советского японоведения стала его педагогическая работа в Московском университете, и в особенности его заботливое отношение к взращиванию интереса к научной работе у студентов-выпускников Института восточных языков при МГУ и историческом факультете МГУ.

Однажды, где-то в 1956-1957 годах, по предложению Гальперина в отделе Японии было заслушано сообщение об американских военных базах, сделанное студентом-дипломником В. Я. Цветовым - тем самым Цветовым, который спустя двадцать лет, в 70-х годах, стал преуспевающим токийским корреспондентом московского телевидения. Именно Александр Львович усмотрел тогда в этом юноше некие творческие задатки. Я тогда, помнится, присутствовал на том заседании отдела. Впоследствии, в годы совместной работы с Цветовым в Японии, он как-то тоже вспомнил об этом заседании и сказал мне с улыбкой: "Откровенно говоря, мне было как-то неловко выступать перед солидными научными работниками и вещать им какие-то примитивные факты и суждения. Одному из сидевших передо мной взрослых дядей быстро надоело, по-видимому, слушать меня - он встал и вышел из комнаты. А знаешь, кто это был? Ты! Именно с тех пор я тебя запомнил". Мы оба посмеялись... Наверное, все это так и было, только вышел я, наверное, не для того, чтобы обидеть юного докладчика. Скорее всего, возникли какие-то срочные служебные дела, связанные с редакционно-издательским отделом.